"В память о времени и людях": Полнотекстовая база данных об Озёрске
Экономика

вернуться назад

В. Черников
ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ С ЦБЗ
ИСТОРИЯ УПП

      Радиожурналист В. Г. Черников работает над книгой об истории Южно Уральского управления строительства. В преддверии юбилея УПП Валентин Григорьевич любезно предоставил нам главы из будущей книги, речь в которых идет именно об УПП.

      УПП как особое подразделение строительства было образовано в 1954 году. Но создание его материальной базы, закладка заводов, которые затем вошли в УПП и стали основой развития совершенно новой отрасли строительства производства, было начато с первых же дней освоения площадки под атомный центр. В частности, завод № 1 (тогда он назывался центральным бетонным заводом) выпустил первую партию продукции уже в 1947 году. Весь бетон, заложенный в здания первых реакторов, это бетон первого завода.

      Вот как описывает начало работы ЦБЗ его первый руководитель Владимир Александрович БЕЛЯВСКИЙ: "Сразу после прибытия из Челябинска, где я работал в должности начальника комбината стройматериалов и конструкций ЧМС, меня направили к главному инженеру стройки Сапрыкину. В приемной стояла деловая атмосфера. Чувствовалось, что здесь дорожат каждой минутой. Василий Андреевич быстро принял меня и сказал: "Будешь начальником конторы строительных материалов. Поможет тебе Федор Михайлович Иванов". Вкратце он ознакомил меня с перечнем предприятий, которые будут входить в контору. Из всех по настоящему действовало только одно - Потанинский кирпичный комбинат. Начал работать и каменный карьер. "Так что давай, заворачивай", - напутствовал Василий Андреевич.

      "Заворачивать" пришлось весьма круто, поскольку, кроме меня, в конторе не было ни одного человека. Ни одного работника и на центральном бетонном заводе, хотя он уже был сооружен. Это была копия завода, возведенного по моему проекту в 1942 году на ЧМС. То же можно было сказать и о заводе железобетонных изделий. Оставались считанные дни до того момента, когда с завода должен был пойти поток бетона мощностью 1,5 тысячи кубометров в сутки. Время равнодушно отсчитывало минуты, я же не знал за что браться.

      Начальником бетонного завода вызвался стать Толя Кибальчич. Получится ли у него? Как говорится, по настоящему еще пороха не нюхал. Но не боги горшки обжигают.

      Надо было обеспечить непрерывный поток бетона. Мы с Толей тщательно продумали расстановку рабочих, почти с каждым побеседовали. Я был хорошо знаком с кинематикой механизмов, и мы создали богатый склад запасных частей. В основном это были быстро изнашивающиеся детали и двигатели. Создали при заводе хорошо оснащенную механическую мастерскую и организовали сильную бригаду ремонтников.

      Начало бетонирования конструкций атомного котла было на контроле в Кремле. Рапопорту (генерал, начальник строительства) от звонков из Москвы не было покоя. И он на некоторое время переселился в мой кабинет. Секретарша на московские звонки отвечала: "Яков Давидович на бетонном заводе". Рапопорт благоразумно ни во что не вмешивался. Тогда для меня из важного, надменного генерала он превратился в обычного человека, с которого тоже крепко спрашивали.

      Укладку бетона в первый атомный котел начали сразу после первомайских праздников 1947 года. Начало было очень удачным. Темп выдачи бетона выдерживался. Но стала сильно волновать подача песка с татышского карьера. М.Г. Пятков, только что приехавший туда из Баландино, подавал тревожные сигналы. Песок шел или с суглинком, или с линзами тяжелой глины. К тому же карьер буквально душили огромные отвалы выбранной земли. Михаил Григорьевич настойчиво просил меня приехать в Татыш. Я собрался, но перед самым моим отъездом Кибальчич сообщил, что в галерее под цементным складом появилась вода. Спустились с ним туда. Действительно, в самом низком месте поступала водичка, и падавший с ленты цемент тут же схватывался. Соседство воды и цемента, хотя и крепкое, в данном случае было крайне нежелательно. Приказал Кибальчичу срочно начать устройство колодца для откачки воды из подземной траншеи и все же уехал. Не оценил я тогда всей опасности ситуации. Какой же ужас объял меня, когда, возвратившись с карьера, я увидел на заводе огромное скопление самосвалов. Завод еле дышал. По всей длине подземной галереи нижняя транспортерная лента, зажатая схватившимся цементом, ползла с большим трудом. Кибальчич даже не начал копать водоотводный колодец. Но ругать его было бесполезно. Хорошо, что на путях стояли вагоны с цементом, и рабочие вручную кое-как подпитывали элеваторы.

      Мобилизовали всех, кого можно, и начали долбить схватившийся цемент. Тогда разрешалось в порядке поощрения давать рабочим по 50 граммов спирта. Я обещал им по 100, если траншея будет очищена за полчаса. Ломы и зубила застучали дружно, и у меня проснулась надежда. Но мастер не рассчитал, сам выпил и другим дал раньше времени. Когда я в очередной раз спустился в траншею, там стоял невероятный гомон. Работа прекратилась. Я увидел не слаженную работу, а веселый разгул. Ко мне лезли пьяные рожи и обещали, что все будет в порядке. Я выбрался на свежий воздух и в отчаянии, схватившись за голову, рухнул на мешки с цементом. Время от времени включались бетономешалки, проглатывая тощие порции цемента. Завод дышал, как умирающий. До меня стал доходить весь ужас положения. Ведь я сорвал работу, которая находилась под контролем самого Сталина! Что мне грозило? Но почему-то с объекта никто не приезжал. Даже не появился заместитель начальника управления НКВД Кузнецов, который был закреплен за бетонным, и обычно по несколько раз в день приветливо махал мне рукой, проверяя, как идут дела. Может быть, что-то случилось и на объекте? Я потерял счет времени. Стояла ночь, накрапывал мелкий дождик. Вдруг меня кто-то тронул за плечо. Оборачиваюсь - передо мной стоит Василий Андреевич Сапрыкин:

      - Что случилось?

      Я ему рассказал откровенно.

      - Ну ничего, не переживай. Сейчас я пришлю тебе роту солдат из полка Ременникова, и, надеюсь, все будет в порядке. Где телефон?

      Буквально через несколько минут приехали солдаты, и дело закипело.

      Уезжая, Василий Андреевич поинтересовался: "Спирт есть?"

      - Есть.

      - Давай и я выпью.

      Хватил стакан и уехал.

      Вскоре завод заработал.

      Эта остановка, на мое счастье, осталась незамеченной. Но обычно даже небольшой сбой в выдаче бетона воспринимался как отключение тока или крупна авария.

      Поэтому иногда эти мелкие остановки не следовало афишировать, а диспетчер Спасская - баба-бой, но слишком нервная, - как чуть заминка, кричит в телефонную трубку: "У нас авария!" Пришлось растолковывать ей чуть не на кулаках, что так вести себя нельзя, вредно.

      Между тем затруднения на татышском карьере не прекращались. Где-то в конце июня, когда на стройке появился зам. наркома Василий Васильевич Чернышев, Пятков звонит мне с карьера и спрашивает: "Что делать? Погрузили сейчас состав, а песок наполовину с глиной".

      Да, это вопрос серьезный. Есть о чем задуматься. Выдавать бетон на глиняном песке - заведомо делать брак. Я дал команду вывезти состав из карьера и разгрузить его под откос. То же самое повторилось и со следующей вертушкой. Подошла третья. Тогда я позвонил Василию Андреевичу: "Как быть?"

      - А что Пятков обещал дальше?

      - Говорит, что следующий состав будет чище.

      - Пусть вываливает этот песок и грузит чистый.

      Этот факт дошел до зам. наркома, и вечером мне звонят: "Вас приглашает к себе тов. Чернышев".

      До этого случая мне с ним встречаться еще не приходилось. Это оказался брюнет с овальным лицом. Генерал принял меня быстро и холодно.

      - Вы товарищ Белявский? Как же так вы поступаете? Срываете выдачу бетона - приказали три состава песка пустить под откос! Как такое можно понять?

      Я начал объяснять, что песок был непригодным. Но по выражению лица генерала было ясно, что он мне не верит.

      Он поднял трубку и сказал: "Соедините меня с Буторовым (Буторов был начальником Управления НКВД, тогда на правах областного, так как областная власть к нам не имела никакого отношения; даже секретаря обкома на площадку не пускали; все было свое: свой Совет, свой прокурор, свой суд). Я понял, что он меня хочет передать в руки НКВД. Мысль в голове завертелась быстро. На мое счастье, Буторова не оказалось на месте.

      - Товарищ заместитель наркома, я докладывал главному инженеру строительства, и последнюю вертушку под откос выгрузили с его разрешения.

      - Вы говорите неправду.

      - Это легко проверить, - не сдавался я, но во рту стало сухо.

      Буторов все не отвечал, и зам. наркома набрал номер Сапрыкина: "Вот у меня Белявский. Он говорит, что по песку вам докладывал".

      Затем последовала небольшая пауза.

      "Почему вы сразу об этом не сказали, Василий Андреевич?"

      Положил трубку и уже, протянув руку, попрощался: "Можете идти, товарищ Белявский".

      Гроза прошла мимо.

      Действовал в составе конторы и небольшой растворный завод. Он обслуживал нужды строящегося соцгорода. В соцгороде тогда строилась только одна улица - проспект от вокзала до озера. Это километра два. Однажды раздается у меня звонок:

      - Рапопорт говорит. Почему мне жалуются на раствор?

      - У нас плохо с известью.

      - А почему?

      - Не получили еще из Баландино.

      - А почему?

      - Там остановилась печь, Яков Давидович.

      - А почему? (у Рапопорта была такая манера - постоянно спрашивать "А почему"; этим он загонял в угол подчиненных, доказывая, что они проявили бездеятельность; а отсюда и вывод).

      - Конечно, нам надо было налаживать собственное производство извести, но мы за это еще не брались.

      - А почему?

      Вслед за Рапопортом звонит Сапрыкин и просит приехать: "Вот что, немедленно организуй обжиг извести. Ты что вытаращил на меня глаза? Самым примитивным образом - в кучах. Если ты этого не знаешь, вот почитай", - и он протянул мне тоненькую книжку.

      Мне, действительно, раньше не приходилось заниматься производством извести. Но я видел известково-шахтные печи в Баландино и в Нижнем Тагиле.

      - Это похоже, но не теряй времени на кладку печи. Проще - в кучах. Поезжай к Большой Наноге, там недалеко от озера увидишь старые разработки известняка. Я приказал - тебе дадут солдат. Подбери толкового офицера. А мне сейчас некогда, я поехал. Как-нибудь загляну.

      На самом берегу Большой Наноги располагалась крутая конусообразная возвышенность. Взобравшись на нее, я обнаружил там яму, из которой в давние времена вынимали известняк. Полюбовался на озеро. Хотя оно называлось Большая Нанога, оно не было большим. Слева, где угадывалась дорога на Кыштым, виднелась невысокая отвесная скала, справа на низком берегу начали строить очистные сооружения города. Не было никаких сомнений, что я стою именно на том месте, про которое рассказывал Василий Андреевич.

      Удалось быстро организовать добычу камня и его обжиг. Технология, действительно, была очень простая. Слой угля - слой камня, слой угля - слой камня и так далее. Получилось что-то похожее на большую копну. Уголь поджигается. Через неделю плотный известняк превращается в мягкую известь. Теперь ее нужно гасить. Гасится известь долго, но для кладочных растворов достаточно месяца.

      Итак, мы быстро сняли проблему растворов. Помню, хорошим организатором и помощником мне в этом деле был майор Дегтярев. Мы с ним "раздули большое кадило". Вырос новый бетонорастворный завод.

      Уехал с площадки Рапопорт, а Василий Андреевич все еще не выбрал время посмотреть новое известковое хозяйство, хотя был в курсе дел, поскольку я носил ему на подпись чертежи. И вот, наконец, он заехал на наше известковое хозяйство. Ему все понравилось, но он сказал: "И все же, товарищи дорогие, вы посадили его совсем не там где я велел. Поэтому с добычей камня масса мучений. Пойдемте я вам покажу богатейшие залежи известняка".

      В полукилометре, ближе к дороге на Кыштым, действительно, на большой площади выходили на поверхность известняковые плиты. На них умудрялись расти кривые сосны. Почему-то туда никто из нас раньше не заглядывал. Мы нашли данные изыскании, и вскоре открыли новый карьер. Он был расположен очень близко к городу, сразу за кладбищем, которое уже в ту пору быстро разрасталось.

      Как-то в самом начале моей работы в Сороковке на площадке появилась очень представительная комиссия. Помню, называли Зверева, был Курчатов, Завенягин, Банников, Первухин, Славский, Комаровский и кто-то еще из высокого начальства. Меня предупредил Сапрыкин: "Завтра к 11 часам мы все приедем на каменный карьер. Предупреди Шкундина, встречайте".

      Каменный карьер располагался недалеко от озера Кызылташ. Недавно там способом массового взрыва была образована пионерская траншея. Из нее поднимались узкоколейные пути на эстакаду. Каппелевские вагонетки двигались посредством так называемой бесконечной откатки. Под эстакадой временно стояло несколько передвижных американских дробильно-сортировочных установок фирмы "Айова". С них щебень подавался на два транспортера, расположенных в открытой заглубленной траншее, а затем шел в бункера для отгрузки на железную дорогу. Но это была временная схема, и я имел задание от Василия Андреевича запроектировать новый, постоянный дробильный завод.

      На каменном карьере руководил работами Шкундин Эммануил Маркович, и к тому времени карьер был более-менее укомплектован персоналом. Имелась мощная подстанция, компрессорная, то есть, было живое производственное предприятие. Накануне я побывал там и предупредил Шкундина: "Эммануил Маркович, не подведи. Сапрыкин сказал, что начальство будет самое высокое".

      - Не беспокойтесь, Владимир Александрович. Видите, у нас все работает как часы.

      Ночью прошел сильный ливень, утром взошло солнце, и природа как будто отдыхала от бурной ночи. В 10 часов я приехал на карьер. Вместо живого, шумного производства меня встретила мертвая тишина. У ворот стоял растерявшийся Шкундин:

      - Владимир Александрович, скандал! Затопило ночью транспортеры и все стоит. Давайте скажем, что обед!

      Такая хитрость была в его характере.

      - Но какой обед в 10 часов утра?!

      - Давайте скажем, что привезли раньше. Я уже предупредил всех бригадиров и они спрятали рабочих с глаз подальше.

      - Послушайте, ведь приводные станции не могло затопить, они стоят высоко.

      - Нет, не затопило, но транспортеры-то под водой!

      - Ну и черт с ними, транспортерами. Ленты пойдут и водой. Немедленно давайте команду. Пусть грузят вагонетки и подымают их на эстакаду. Включайте дробилки. Немедленно все по местам!

      Через полчаса механизмы пришли в движение. На эстакаде задвигались вагонетки. С грохотом летел камень в жерла дробилок. Они пережевывали его с хрустом своими мощными челюстями. Затрещали грохота. В транспортных траншеях, куда я успел заглянуть, чуть рябила вода. Там, внизу под водой, по ленте двигался щебень. От сердца отлегло. Вскоре подъехала кавалькада автомобилей. Все начальство почему-то было одето в серые бушлаты. Видно, чтобы замаскироваться. В лицо я мало кого знал. Бросилась в глаза Курчатовская борода, длинная, но довольно редкая. Впереди своим бодрым шагом, грудь вперед шагал А.Н. Комаровский. Рядом Сапрыкин и группа остальных важных начальников. Мы со Шкундиным держались на почтительном расстоянии. Взошли на мост, перекинутый через пионерскую траншею. Она тогда представляла неприглядную картину, поскольку взрыв был произведен совсем недавно. Комаровский выразил недовольство:

      - Да, Василь Андреич, Василь Андреич, - заговорил он вместо уважительного "Василий Андреевич", - здесь, действительно, не разработка, а добыча камня. А где же дробильный завод?

      Сапрыкин его успокаивал, но генерал кипел.

      В конце концов, все обошлось благополучно, даже кое-кого из нас заметил генерал и подал руку. Компания удалялась под грохот дробилок.

      А какое впечатление произвел бы на начальство мертвый карьер? И какие бы это могло вызвать последствия? Тем более и без того в воздухе чувствовалась гроза. До нас доходили слухи о предполагаемой замене руководства стройки".

      Таким было начало УПП в делах бетонных и карьерных.


Источник: Черников В. Все начиналось с ЦБЗ: [История УПП] // Озерский вестник. - 1994. - 17, 21 июня.