Родился Ефим Павлович на Украине, в старинном казачьем селе Макеевка. В 13 лет пошел на Макеевский завод, в труболитейное производство. В начале гражданской войны ушел добровольцем в Красную Армию. Всего прослужил в армии 10 лет. Затем - учеба в Горной академии в Москве. Защитил диплом по технологии производства свинца. В 1939 г. назначается директором Днепровского алюминиевого завода. За неделю до начала войны был утвержден заместителем наркома цветной металлургии. С 1943 г. и до конца жизни его судьба навсегда связывается с "урановым проектом".
К столетию этого замечательного организатора отечественной промышленности издательство "ИЗДАТ" в серии "Творцы ядерного века" подготовило сборник "Е.П. Славский: страницы жизни". Вот-вот он должен появиться в продаже. Мы предлагаем вам отрывок из воспоминаний Славского. Этот рассказ был записан на магнитофонную ленту, когда Ефим Павлович уже находился на пенсии. Умер Славский в 1991 г.
Когда я стал министром, в это время Сталина уже не было. Хрущев был генеральным секретарем. Булганин - председателем Совета Министров.
К Игорю Васильевичу (Курчатову. - Ред.) относились хорошо. Вопросов много. Игорь Васильевич придет ко мне: "Давай, звони, пусть примет нас". Я звоню Хрущеву, он нас принимал немедленно.
В это время Лысенко зажимал генетику. А Игорь Васильевич решил Дубинина защитить - и к Хрущеву. А тот: "Игорь Васильевич! Мы вас очень ценим и уважаем, а здесь вы неграмотный, не суйтесь к этому делу!"
Я тогда не знал, кто такой Вавилов Николай Иванович. Думал, что это Сергей Иванович. А это его брат - генетик. А Лысенко, оказывается, всякую подлость творил. И вот Игорь Васильевич обратился тогда ко мне: "Давай деньги! Прикажи построить помещение!" Построили помещение - и генетиков вырастили втайне от Хрущева. Только несколько лет назад отдали их из Института атомной энергии в Академию наук - целый институт молекулярной генетики!
Трудно охватить башкой весь этот период. Самое замечательное в моей жизни - это работа с Курчатовым. Когда "кошки на душе скребли" - не заметить, он всегда веселый. Великий был оптимист, эрудит! Хрущев хотел сделать его президентом Академии наук. Игорь Васильевич отговаривался. И я говорил, что нельзя его загружать из-за здоровья - несколько инсультов уже было. Самоотверженным и отважным он был. Никакой черной и тяжелой работы, когда от нее успех общего дела зависел, не боялся. Надо было работать ночами - работал больше двадцати часов в сутки. Надо было лично перепроверять облученные урановые блочки - перепроверял лично. Когда на комбинате работали, со временем не считались вовсе. Спали два-три часа в сутки, нередко в производственных корпусах, напряжение колоссальное. Народ самоотверженный. Вспоминаю нашего классного мастеро-вого Ивана Павловича Фролова-Домнина, который нам столько оказал замечательных услуг, а Игоря Васильевича даже, можно сказать, спас.
Иван Павлович изумительно был талантлив. Вот какой случай связан с ним, когда мы на первом промышленном реакторе работали. (Речь идет о Комбинате № 817 в г. Челябинске-40 (Озерск), где в 1948 г. был пущен первый в СССР реактор, нарабатывающий оружейный плутоний. - Ред.) Только мы его пустили, еще никакого плутония не наработали, (я там уже главным инженером комбината был), Игорь Васильевич мне и говорит: "Знаешь, поскольку тебе надо и другими делами заниматься и надо, чтобы ты днем действовал, давай мы разобьемся, будем спать по очереди по три-четыре часа. Я буду работать ночью, а ты ночью все-таки отдохнешь хоть немного. Ты же днем работай, так как у тебя зона действия как у главного инженера - огромная, разные ведь заботы есть".
Спали мы действительно не больше трех часов в сутки. А жили мы с ним тогда в лесу, в <...> домиках, построенных рядом.
И вот как-то я приехал с площадки ночью и не успел голову на подушку положить, как он мне звонит: "Давай, быстро приезжай! ЧП!" Я говорю: "Хорошо!" Позвонил дежурному, чтобы машину мне послали. А сам думаю, дай прилягу на 15-20 минут, пока машина придет. Только прикорнул и мгновенно от переутомления уснул. Но спал, видно, я нервно. Через полчаса проснулся, смотрю в окно - машины нет. Спрашиваю дежурного: "Где машина?" А он: "Я не нашел". То да се... Я его, конечно, обругал и позвонил Игорю Васильевичу. А у него машина там на площадке - километров пятнадцать расстояние будет. Дорога бетонная, езды 15-10 минут. Объясняюсь с ним и прошу направить мне его машину. А он меня успокаивает: "Давай спи, отдыхай! Я тебе завтра расскажу, как ЧП лик-видировали".
А у нас случилась тогда первая неудача из-за конструкции реактора. Он канальный, каналы алюминиевые стали быстро корродировать и выходить из строя. И мы никак не могли понять, в чем же дело. Потом выяснили. Поняли, что надо изменить систему влагосигнализации. Чтобы изменить эту систему, потребовалось разгрузить весь реактор. Можете себе представить, в нем - 100 с небольшим тонн урана! (У нас такого количества урана больше нет.) И наши люди переносили облученный уран снизу вверх для загрузки. Эта эпопея была чудовищная! А блочки урановые эти у нас (это как ходики у часов) заключены в алюминиевые оболочки, и они иногда по железным конструкциям ударялись, и оболочка повреждалась. Если бы такой блочок потом попал в реактор, то туда попала бы и вода, тогда произошло бы распухание, а это, как мы называли, "козел", то есть закрывается вся подача воды. А тогда сгорит весь канал. И Игорь Васильевич решил той ночью дежурить. Зал огромный.
Посередине - реактор. Надо проверить, загрузить свежие блочки. И он тогда через лупу все их рассматривал, проверял - нет ли поврежденных. У нас была сигнализация устроена так, что, если бы радиоактивность превысила норму, зазвонили бы звонки. Кроме того, звуковая сигнализация была дублирована световой - разные лампочки загорались. Но так как у нас "гадость" была большая, мы, конечно, вообще выключали эти самые звонки и загубили световую сигнализацию. А тут вдруг, понимаете, она загорелась! Игорь Васильевич сидел у стола. В одном ящике у него эти облученные блочки. Он их осматривал и клал в другую сторону. Иван Павлович видит: загорелись лампы. Он подходит к Игорю Васильевичу и говорит: "Не у вас ли это, Игорь Васильевич смотрите вон, загорелось?" И дозиметриста вызвал. Ионизационную камеру мгновенно доставили. И установили, что у Игоря Васильевича в этом самом ящике находятся мощно облученные блочки. Если бы он досидел, пока бы все отсортировал, еще тогда он мог погибнуть! Вот какие самоотверженные дела у нас были.
Повторяю, Игорь Васильевич был человек мало сказать чрезвычайной эрудиции, схватывающий все на лету. С точки зрения личной симпатии это был человек, как магнитом притягивающий к себе. Благодаря тому что во главе нашего дела стоял такой обаятельный человек, много крупных ученых по огромному комплексу удалось мобилизовать в нашу отрасль. А это был не такой простой вопрос. Многие боялись как черт ладана, потому что думали: как туда попадешь, так и захлопнут. Такое положение у нас было до последнего времени. Хотя теперь куда уж проще стало. Но бывает, когда посылать нужно квалифицированного человека за границу, а он - осведомленный? Осведомленный! А на черта посылать неосведомленного?! Но посылаем неосведомленного! Вот ведь беда!
Всю свою кипучую энергию, всю свою обаятельную силу отдал Игорь Васильевич Родине. Именно под его руководством в кратчайший срок было создано и противопоставлено атомной монополии США наше ракетно-ядерное могущество. Нашей мощи, нашей силы боятся, поэтому и добиваются, чтобы мы в главной силе разоружились. Но в этой силе гарантия, что атомной войны не будет, потому что создана чудовищная мощь. Тот, кто задумает начать войну, должен знать, это самоубийство не только тех, кто даст команды, а это самоубийство собственного народа. Но кто может начать такое безумие?! Но если бы мы не создали свой ядерный щит в такой короткий срок, затянули бы, не дай бог, лет на десять. Катастрофа для нашей страны была бы неминуема. А мы, слава богу, сделали за три года!
Сейчас в европейских и американских кругах распространяют слухи, что Советский Союз наворовал технологию ядерного оружия у американцев и поэтому так быстро создал его. А мы действительно создали за три года!
У Игоря Васильевича какие-то сведения были. Конечно, кое-что по линии секретного добывания мы имели. Но чтобы сказать, что эти сведения были таковы, что по ним мы могли все уже делать, - это чепуха! А ведь реактор построить и пустить - это еще не все, даже если он заработает и урана, и плутония в реакторе достаточно накопится. Дальше - сложнейшая процедура - радиохимия. И, наконец, уже та часть - обработка изделий для атомной бомбы, как мы называли - ОЗЕ, там, где господствовал А.А. Бочвар. Это еще один завод. Сложнейшие процедуры!
В августе 1949 года мы взорвали первую атомную бомбу, совершенно ошарашив всех своих противников. Сам я на полигоне тогда не был. Не пришлось, так как оставался на комбинате. В ожидании испытания все мы страшно были взволнованы. В особенности переживал Игорь Васильевич. Это было заметно: он выглядел бледным, осунувшимся, очень нервничал, хоть и старался не показать виду. Помню, уезжая на испытания, пришел попрощаться с нами, принес коньяк. "Выпейте, - говорит, - за общее наше дело, за удачу". А сам - как натянутая струна.
Бомбу увозили в невероятной секретности. В строжайшей! Для скрытности впереди состава с грузом пустили два коротких дополнительных. Затем следовал поезд с атомной бомбой. Всю эту цепочку замыкал еще один поезд прикрытия.
Мы создали ядерный заряд уже сразу как бомбу, которую можно было бросать с самолета. Когда у американцев уже были ракеты, снаряженные ядерными зарядами, у нас родилось исключительной теплоты братское сотрудничество между академиком Игорем Васильевичем Курчатовым и ака-демиком-конструктором Сергеем Павловичем Королевым. Игорь Васильевич руководил работами по созданию ядерного оружия, Сергей Павлович - ракетоносителей к ним. И мы создали ту мощь, из-за которой считают нашу страну наряду с Америкой сверхдержавой мира.
Источник: Славский, Е. П. Нашей мощи, нашей силы боятся / Е. Славский // Независимая газета. - 1998. - 4 апреля. - С. 16.