"В память о времени и людях": Полнотекстовая база данных об Озёрске
ФГУП ПО "Маяк". История "Маяка"

вернуться назад

В.В. Устюжанин
ЭХО ДАВНЕЙ ТРАГЕДИИ

      Мал я ещё был тогда. Не слышал грохота взрыва, не помню «северного сияния» на вечернем небе. Но вот суету взрослых, их тревогу, необычное поведение память отметила. Исчезли вдруг у меня и моих друзей все наши «сокровища»: подобранные на улице: спичечные этикетки, деревянные сабли, проволочные рогатки, шариковые подшипники.

      В подъезде из 9 квартир было полтора десятка детей. Родители стали сами мыть подъезд. Кое у кого появилась обувь у дверей квартир. Нас, малышню, перестали первое время выпускать на улицу. Благо в подъезде было ещё два лестничных пролёта на чердак. Их отмыли и устроили там игровую площадку. В садик водили за руку – от подъезда, до подъезда.

      Потом было зрелище чистки привокзальной площади – окна нашей квартиры выходили туда. Солдаты вооружённые широкими щётками (несколько щёток было прибито на метровой длины доске) тёрли бетонку – асфальта ещё не было. Другие, из шлангов от пожарных машин поливали эту бетонку водой с разведенной в ней марганцовкой. Розового цвета вода, весело бежала вдоль сквера к проспекту Победы, и дальше вниз к институту. Пускать кораблики, как по весне, нас не пустили. Ребята постарше с умным видом инструктировали не подбирайте всякую дрянь с земли, вдруг «звенячка». Поднимали, подносили к уху – ничего не было слышно. Потом установленные в столовых, ателье, учреждениях приборы своим тревожным звоном пояснили этот жаргонизм «звенеть». Несколько раз низко над городом пролетал самолёт. Вовсе уж диковинка для нас.

      Весной 1958 мать отправила меня с сестрой на всё лето в Свердловск к родственникам.

      В этом же году из города уехали наши знакомые Казаковы – он слесарь на РМЦ, она сварщик. Уехали на родину в Кемерово. Через 7 лет мы заехали к ним. Они только что получили двухкомнатную квартирку в доме барачного типа, который сами и строили. В «Сороковке» жили в трёхкомнатном коттедже по Дуговой. Я долго не мог понять, почему они поменяли зелёный, сытый городок и неплохую зарплату, на цементно-пыльный Кемерово. Таких, внезапно уехавших, видимо, было всё-таки немало.

* * *

      В 1969 году я пришёл на 25 завод на практику. И там познакомился и с местом аварии и с людьми оказавшимися рядом. Через 20 лет информацию по этой аварии рассекретили, и у меня появилась возможность сравнить рассказы очевидцев, официальные данные и собственные впечатления.

      Завод пустился в 1949 и работал в экспериментальном режиме, с постоянными реконструкциями всего 8 лет. Хранилища начали эксплуатироваться с 1953 года. В цех 5, который и занимался хранением и переработкой жидких отходов входили здания 170, 121, сами хранилища 120/1, 120/2, 120/3, 120/4, 120/6 п/ст13, 135 насосная. В 1955 году оборудование зд. 170 пережило ремонт и реконструкцию. Персонал на момент аварии состоял из молодых людей, которым в силу обстоятельств, накопить необходимый производственный опыт, просто не было времени.

      Год назад назначенному начальнику цеха 5 Е.М. Ихлову было 30 лет, инженеру энергетику В.Ф. Балабанову 29 лет, начальнику отделения 13 Я.М. Братцеву – 32 года, технику-технологу В.И. Комарову – 27, оператору М.А. Даранову – 20 лет и так далее. Работали, зная о том, что банка уже «всплывала» и трубы могли быть разрушены, знали об отсутствии охлаждения, отмечали в журналах повышение температуры в банке, писали докладные начальству, но внятных указаний так и не дождались.

      По сути дела из смены в смену персонал отделения 13 предавал аварийное оборудование. И какой-то смене должно было не повезти. Техник-технолог В.М. Савушкин передавший смену В.И. Комарову рассказывал мне, что повышение температуры отмечалось не первый день.

      К середине прошлого века химия – уже сложившаяся наука. Её развитие шло и в направлении получения новых эффективных взрывчатых веществ, и всё что можно было взорвать, учёные уже взорвали. Не избежали такой участи и нитраты с ацетатами. Неизбежный нагрев смеси после прекращения водяного охлаждения должен был насторожить химиков-технологов. Не зря же это охлаждение было изначально заложено в технологии хранения отходов. Но, как это часто бывало в науке и производстве, для всеобщего прозрения необходимо было случиться беде.

      29 сентября с 13-40 в цехе 5 на работу заступила смена 10. На подходе к зд. 170 увидели парение над «банками» комплекса 120/3. Приняв смену, технолог отделения 13 В.И. Комаров сообщил об этом НСЦ А.Л. Фёдорову и попросил прислать сменного электрика, подозревая, что горит какое-то оборудование. По его указанию в коридор этого комплекса, надев противогазы, спустились оператор М.А. Даранов и электрик Г.В. Кунакбаев.

      В коридоре было уже очень дымно и жарко, едва было видно протянутую руку. За перегородками каньонов что-то булькало и лязгало. Они прошли до вентилятора, убедились, что он исправен, поднялись наверх и отправились в здание 170 отмываться. В это время там, на отметке +17,5 работали под руководством НСЦ Л.А. Фёдорова аппаратчики В. А. Мурин и Т. К. Шорникова. Оператор А.Ф. Еловсков свободный на тот момент был в здании 170, стоял у окна и смотрел в сторону комплекса. Он видел как Даранов и Кунакбаев вышли из пристройки 120/3 и зашли в здание 170.

      В 16-24 банка рванула. Еловсков успел увидеть воздушный вихрь, поднимавшийся над комплексом, вместе с грохотом взрыва пришла взрывная волна, которая отбросила его на пол. Вскочив, они Фёдоровым подошли к окну и увидели многометровый столб грунта и бетонную плиту над ним. В монтажном зале были выбиты огромные рамы, ревела звуковая сигнализация. Быстро прибежали на щит управления и стали закрывать необходимые вентиля и задвижки. Вскоре в здание 170 прибежали все сменные работники отделения 13 В.И. Комаров, слесарь В.М. Осетров и аппаратчик Д.М. Хорошев.

      Первыми выяснять, что произошло и насколько всё это опасно, пришлось естественно технологам и дозиметристам. Зам. начальника цеха Э.С. Котов и технолог отделения В.М. Савушкин обошли 30 сентября отделение 13 и убедились в возможности работы остальных комплексов. Зам. начальника ОГМ Ю.Н. Орлов управлял танком Т-34, а техник ОТБ В.Ф. Турусин произвёл с танка первые измерения уровня радиации. Потом в дело включились электрики. В тот же день дневная бригада цеха 5 во главе с инженером энергетиком В.Ф. Балабановым, по очереди бегая на п/ст 13, сумели подать напряжение на здание 121 и комплексы. 18-летний электрик Сергей Казанцев, будучи спортивным парнем невысокого роста, сумел где-то пролезть, установить, подключить, прожектор и направить его свет на воронку. Темнело уже достаточно рано, а работать в темноте не было никакого смысла. Почти все электрики, работавшие на заводе, по очереди бегали в здание 121, на подстанцию 13, восстанавливая электроснабжение комплекса «С». Появилась возможность подключить сварочные машины, другое оборудование и в дело включились другие специалисты. Сменяя друг друга, военные строители и работники завода продолбили проём с торца коридора хранилища и 5 октября по указанию зам. главного инженера комбината Н.А. Семёнова инженер-технолог В.И. Рытвинский и начальник ОТБ завода Е.И. Андреев прошли по коридору до аварийного каньона для определения радиационной обстановки. Потом сводные бригады бурильщиков бурили отверстия в бетоне, механики, сварщики, сменяя друг друга, прокладывали новые трубы для охлаждения, военные строители засыпали воронку. Для прокладки новых силовых и контрольных кабелей для комплексов 120/1, 120/2,120/3,120/4 были высоко над землёй смонтированы эстакады.

      В тяжелейших условиях, ценой своего здоровья, работавшие в эпицентре взрыва механики, сварщики, электрики, военные строители, сумели наладить охлаждение всех остальных «банок» и предотвратить возможность повторных аварий. Часть персонала цеха 5 и всего завода, не останавливая своей основной работы, постоянно подключалась к ликвидации аварии.

      Основная часть облака осела на краю территории завода 25 и прошла до строящегося завода дублер «Б». После объединения заводов в 1972 году в единый 235 завод в его границах оказался практически весь основной след выброса радионуклидов.

      Чисто технические причины аварии понятны. Всплывшая ёмкость разрушила подающие раствор трубы, раствор попал в охлаждающую воду, она была отключена, и высохший и разогревшийся раствор солей взорвался. Что уже было закачено и сколько в 14-ю банку, так же как и во все остальные из-за соображений секретности персонал не знал. Только общие объёмы. Но, комиссией было отмечено и недостаточное внимание руководства к этой проблеме. Главными виновниками аварии были признаны руководители завода и комбината.

      После разбирательств были сделаны оргвыводы. По тогдашним меркам никто из руководителей особо и не пострадал. Были переведены на другие рабочие места, начальники отделения, цеха, поменяли рабочие места директор завода, главный инженер, директор комбината. Главный инженер комбината Г.В. Мишенков и его заместитель Н.А. Семёнов, вроде как тоже лица ответственные за аварию, и вовсе пошли на повышение. Понятно, что время было другое, задачи перед руководством комбината стояли другие. Ордена, медали, премии за хранение отходов производства не давали. Главным было наращивание производства плутония. В воспоминаниях руководителей читается между строк досада по поводу этого происшествия. Главным достижением считали не столько ликвидацию аварии, сколько обеспечение бесперебойной работы уже действовавшего производства.

      Реально только два человека в государстве могли поставить вопрос перед руководством страны об остановке «плутониевой цепочки» для решения проблемы хранения отходов. Это трижды Герои Соцтруда И.В. Курчатов, бывший тогда советником по науке у Н.С. Хрущёва и недавно назначенный министром Е.П. Славский. Но, судя по всему, такая мысль в голову никому даже не приходила.

      Сейчас, читая мемуары участников этих событий, чувствуется, что масштабы всей трагедии, особенно человеческой, никому не известны. Каждый работал в своей области и видел последствия со своего рабочего места. Особое сочувствие вызывают люди, переселённые из близлежащих деревень. Трудно представить, как они уживались на новых местах, пусть и недалеко от прежнего места жительства. Со стариками и малыми детьми поднимали новое жильё. Новости от земляков приходили больше нерадостные: этот заболел, эта умерла. Пейзаж по утрам другой, соседи незнакомые, вода на новом месте всегда не та, деревья не так колышутся, петухи не так поют.

      Работникам комбината и стройки было не намного лучше. Но, они хоть знали, что произошло, их не переселяли, контроль, питание, медицина были гораздо качественнее.

* * *

      В отчётах подчёркивалось, что непосредственно от взрыва никто не погиб. Но из официальных источников и по воспоминаниям ликвидаторов ясно, что переоблучились сотни людей. Неизбежно кто-то из них умер в первые годы после этого.

      По воспоминаниям В.И. Комарова, А.Ф. Еловскова и А.Л. Фёдорова на место аварии, через несколько минут после взрыва, бежал офицер с солдатами. Их пытались остановить, уговаривали хотя бы надеть лепестки, но они побежали оцеплять место взрыва. В принципе он и должен был это сделать. Караул вокруг воронки сняли через несколько часов. Сколько они набрали, учитывая, что фон на краю воронки был 360 рентген в час? Сколько набрали военные строители, работавшие на засыпке воронки? Заключённые, больше суток, находившиеся в лагере рядом с заводом? Часовые, оказавшиеся в нескольких десятках метров от эпицентра? Все они потом растворились на просторах бывшего СССР, потерявшись во времени и пространстве. Какое там было лечение для солдат из Средней Азии, если они не могли даже толком рассказать, что с ними произошло?

      У всех пострадавших от этой аварии от имени ветеранов ПО «Маяк» хочу попросить прощения.

      После аварии на ЧАЭС в стране появился статус «ликвидатор». Получили его и ликвидаторы аварии 1957 года. Сейчас в городской архив приходят запросы из всех бывших республик СССР от оставшихся в живых ликвидаторов.

      В 2002 году на профсоюзной конференции был задан вопрос: А не будет ли каких-нибудь поощрений ликвидаторам аварии по случаю 45-летия? Генеральный директор, отвечая на этот вопрос, заметно заволновался и сказал примерно следующее: Побойтесь бога, у нас четверть имеющих такой статус не могут толком его подтвердить. И зал с пониманием притих! По моим оценкам, сделанным на основе разговоров с ветеранами, у нас в городе на каждого имеющего право на статус ликвидатора и не получившего его – 10 человек у которых это право не очень обосновано.

      Сейчас всем ликвидаторам за 70 и тем, кто получил это звание не совсем справедливо, бояться нечего. Бог им судья, как говорится. Но, трудно не согласиться с мнением ветеранов, что у нас есть ликвидаторы самой аварии, своим трудом и здоровьем не допустившие повторных взрывов, и ликвидаторы последствий этой беды. Работа в самой «яме», долбёжка бетона, прокладывание труб, кабелей, засыпка воронки, то есть работа непосредственно в очаге и с другой стороны отмывка дорог, крыш, переселение, деревень и т.д. всё-таки не одно и то же.

      Когда я в 1969 году впервые попал на место аварии, там кроме едва видимого бетонного перекрытия, уже давно не было никаких следов катастрофы. Зеленел лесок, в нём бегали зайцы и судя по зимним следам, лисы. Траву вдоль дорог и зданий выкашивали. Сейчас там буйная уральская растительность. В эпицентре взрыва трава по пояс. Птицы вьют гнёзда, всевозможные насекомые прекрасно живут в лесной подстилке. Шуршат какие-то мелкие грызуны. Нет сомнений, что эта, в общем-то, небольшая даже по масштабам Челябинской области территория, не самое комфортное место для проживания людей. Устраивать там пикник с ночевкой или сеять пшеницу неразумно, но природа там самовосстановилась, и это место хоть выделяет кислород для всего живого. Чего не скажешь о других местах у нас же в Челябинской области. Достаточно поглядеть на снимки из космоса: район Карабаша, разрезы Коркино. Понятно без всяких исследований – мёртвые зоны и без видимой перспективы на реабилитацию. Особенно грустно смотреть на Челябинск, такое впечатление, что жилые кварталы специально строили вокруг отвалов ЧГРЭС. Прямо в центре города несколько квадратных километров лишены всякой растительности. Не лучше окружение крупных промышленных центров и в других развитых странах. Даже в славящейся своими драконовскими законами об охране природы Германии около каждой ТЭЦ километровые золоотвалы.

      Развитие индустрии неизбежно связано с наступлением на природу, но другой Земли у нас нет, и не хотелось бы получать бесценный опыт по ликвидации экологических катастроф в будущем, где бы они не происходили.


На фото: 1 – Пульт контроля и управления, смонтированный после взрыва
2 – Металлоконструкция, вывороченная взрывом
3 – Кабинет сменного техника-технолога (здание 121)
4 – Над аварийным каньоном



Источник: Устюжанин, В. Эхо давней трагедии: [авария 1957 года] // Ozersk74.ru. – 2017. – 20 сент. – Режим доступа: http://ozersk74.ru/news/politic/366898.php