| "В память о времени и людях": Полнотекстовая база данных об Озёрске | |
| История | |
|
вернуться назад
|
|
|
Гамм Маргарита Ивановна (род. 1953) - инженер, журналистка, поэтесса. Родилась и проживала в Озёрске до 1993 года. В настоящее время живет в Германии. ГОРОД-НЕВЕДИМКА Этот город, в котором сейчас проживает около 80 тысяч человек, не существует. Точнее сказать, он не существовал в течение целого полувека второй половины двадцатого столетия, но и сейчас еще вы не найдете его на большинстве карт. Как можно обозначить на карте город, у которого почти полвека не было имени? Но ведь в городе-фантоме жили и живут вполне реальные люди. Как везде, эти люди радуются и огорчаются, рожают и воспитывают детей, учатся, влюбляются, женятся, ходят на работу, в гости, в магазины, в театры, ездят в отпуска, иногда болеют и умирают. Как везде... если забыть, что этого города нет. Как же почта находила адресатов доприсвоения городу собственного имени? У города не было названия, но был номер, который добавляли к названию ближайшего областного центра. Остальное - как везде: у улиц в городе - обычные названия, у домов - обычные номера, у жителей - обычные имена и фамилии. Есть еще одна особенность у этого города: сюда нельзя приехать. Даже после того, как Перестройка и Гласность раскрыли многие секреты Страны Советов, нельзя посетить этот город, чтобы собственными глазами убедиться в его существовании. К городу проложены хорошие асфальтовые дороги, но по ним нельзя ездить, там стоят знаки: "Проезда нет". А автомобили едут. Эта загадка решается просто: автомобили, игнорирующие запрещающий знак, принадлежат жителям города, расположенного в запретной зоне, и их водители не будут оштрафованы. Если город, как уже сказано, не существует, то там никто не живет, нет автомобилей, нет нарушений. Заблудившихся путешественников накажут: нельзя ездить под запрещающий знак. Любопытного "туриста" остановят раньше, чем он успеет увидеть КПП. Иначе, чем предъявив пропуск на контрольно-пропускном пункте, попасть в зону нельзя, а сама зона оборудована и охраняется как граница с недружественным государством. Что охраняется в запретной зоне за тысячи километров ото всех границ уже более пятидесяти лет? О, это большая тайна. В сталинские времена чрезмерная любознательность могла стоить жизни, но и сейчас даже среди посвященных в тайну немного таких, кто знает все. В наше время уже невозможно спрятать город за гороми-лесами, чуть ли не каждый квадратный метр поверхности Земли сфотографирован со спутников. Наличие города (и даже целой системы закрытых городов) скрывать бессмысленно, но никаким фотоаппаратом или другими приборами нельзя заснять чувства и ощущения людей, которые пятьдесят лет жили в городе-фантоме, полном загадок и тайн. Некоторые тайны все же просачивались сквозь барьеры строжайшей секретности, но об этом старались не говорить в целях собственной безопасности. Одной из таких тайн был взрыв ёмкости с радиоактивными отходами в 1957 году. Радиоактивное облако унесло ветром от города, и оно осело на территории, которую позже ученые назвали Восточно-Уральским радиоактивным следом. Этот след, длиной приблизительно двести километров и шириной от восьми до десяти километров, обозначили на карте как природный заповедник с особо строгим режимом. Населенные пункты были эвакуированы. Надо сказать, диким животным это освободившееся пространство пришлось по душе. Только в особо зараженных местах и только в следующих поколениях диких новоселов стали выявляться последствия аварии, сопровождавшейся выбросом радиации. Как могут жить люди в несуществующем городе, где столько тайн и опасностей? Могут, и даже бывают счастливы. Уже достигло зрелого возраста поколение, выросшее вместе с городом и не представляющее себе жизни без этих тайн. МЫ Мы обязаны были стать счастливыми. Мы должны были стать воплощением Мечты. Той, передаваемой по наследству несколькими поколениями российских революционеров и дошедшей до нас в трактовках людей в кожаных куртках из поколения дедушек и бабушек, с дальнейшими обработками в поколении родителей. Нам, рожденным в начале 50-х, через каких-нибудь десять лет после окончания огромной жестокой войны, отводилась особая роль в этой Мечте. После всех исторических катастроф невозможность реализации Мечты в масштабах всей бескрайней страны была очевидна даже "кремлевским мечтателям", но здесь, на отгороженном от всего мира пространстве, в этом удивительно красивом уголке природы, должны были найти свое подтверждение тезисы основоположников о грядущем счастье. Мечта, однако, отнюдь не исчерпывалась общим промтоварно-продуктовым благополучием, она была действительно красивая; и мы, как ее основные носители, должны были соответствовать ей по всем параметрам. Мы виделись спортивно сложенными, излучающими здоровье, как в мозаиках Дейнеки, хорошо образованными и умными, способными тонко чувствовать людьми, с глубокими, мудрыми взорами, какие застыли в портретах Рокотова и Рембрандта. Мы учились всему, что, как казалось нам или нашим родителям и учителям, могло пригодиться в жизни. Ученье считалось настолько важным занятием, что приравнивалось большинством родителей к их работе на производстве. Наша перспектива рисовалась четкими, как в железнодорожном расписании, пунктами: пункт первый - выпускные экзамены в средней школе, пункт второй - вступительные экзамены в институт, техникум или, в крайнем случае, профессиональное учебное заведение, а далее - распределение в хорошее место. Семейно-квартирные вопросы и профессионально-карьерные дела не обозначались так определенно, но подразумевалось, что родители наши, еще не исчерпавшие свой деятельный потенциал, каким-нибудь образом и в этом окажут содействие. Наши бедные головы не миновала идеологическая обработка. В начальной школе нам рассказывали и рекомендовали читать книги о тяжелой дореволюционной жизни и о борьбе наших дедушек и бабушек за светлое будущее; далее следовали герои Гражданской войны, за ними - Павлик Морозов, а в старших классах - "Поднятая целина". Мы еще застали часто повторяемых по радио "Комсомольцев-добровольцев" и по утвердившемуся при нас телевидению киноверсию истории папанинцев. Потом нас старались окунуть в бесконечное море книг о Великой Отечественной войне, часто очень посредственных. Нашей идеологической закалке, видимо, призваны были служить также бесчисленные празднования юбилеев, особо пышное среди них - 50-летие Советской власти. Однако в нашей памяти почему-то запечатлелись проводы. Сначала уходили участники революции, в частности штурма Зимнего, которых, как было позже подмечено, становилось тем больше, чем дальше по времени мы удалялись от событий на Дворцовой площади. Чуть позже и менее торжественно оставили нас герои Гражданской войны и коллективизации. Потом долго и действительно печально улетал журавлиный клин участников Великой Отечественной. Не остался незамеченным уход первых пионеров; печальную мелодию сочинила Пахмутова, посвятив ее пионерским горнистам, а еще раньше на уроках пения мы разучивали "Я теперь вспоминаю, как песню…", не говоря уже о "Гайдаре, шагающем впереди". В результате усилия наших идеологических наставников часто были прямо противоположными: мы относились к их идеям как к пронафталиненным театральным костюмам. Ужасной скукой и обязаловкой считалось, например, конспектирование ленинских работ в старших классах и институте. ПЕРВЫЕ "Cороковкой" город назвали не мы. Нам казалось, что его звали так всегда. То есть, конечно, мы знали, что официально он именуется Челябинском-40, но горожане и люди, живущие за пределами города, называли его уменьшительно-ласкательно: "Cороковка". Только через много лет во времена Перестройки кто-то откопал в архивах его засекреченное имя - "Озёрск". Начиналось всё "наверху", на таком "верху", что вслух лучше не произносить, во всяком случае, тогда, в сорок шестом. Место для города, по воспоминаниям основателей, выбирали сверху и в прямом смысле тоже, а именно - с самолета. Искали скрытое лесами и горами место с большим количеством воды, требующейся основному производству. Система озёр, признанная подходящей по большинству требований, представляла собой каскад водоемов, причем самый большой из них огибал по дуге территорию, достаточную для города, и вместе с соседним озером образовывал почти правильную подкову, внутри которой впоследствии вырос этот город. Завод расположили на берегу третьего водоёма, находящегося ниже других по уровню, что было очень важно для исключения перетекания промышленных вод. Поскольку промышленная площадка, где строился "объект", находилась у озера, а города еще не было, работающие на строительстве так и говорили: "Поехал на озеро". И все понимали: не загорать и не на рыбалку. Впрочем, слово "поехал" также не означало в глухом бездорожье того, что это слово в принципе должно обозначать. Да что там говорить, слово "строители" тоже подразумевало нечто своеобразное, присущее таежной глубинке и своему времени. Строители, они же первые жители города, добровольцами не были: побывавшие в фашистском плену, репатриированные солдаты Красной Армии; немцы-трудармейцы, попавшие в годы войны за колючую проволоку ГУЛАГа по причине "преступной" национальности; заключенные, осужденные сталинскими "тройками" по "самым справедливым в мире" законам. Первые подобия жилья представляли собой длинные выкопанные в земле углубления с выступающими над поверхностью земли крышами, из мебели - двухэтажные нары, буржуйки. Несколько рядов этих, в явно гулаговском стиле, строений внутри озёрной подковы служили местом дислокации советских немцев, отпущенных без единого документа из трудармейских лагерей с точным назначением сюда, в лес, на стройку. То ли с легкой (или нелегкой) руки соседей - бывших пленных-репатриантов, то ли среди своих так и не вывелись шутники-острословы, но это скопление землянок окрестили Фрицбургом. Через некоторое время заработал деревообрабатывающий комбинат (ДОК) и возникли целые улицы, застроенные добротными бараками, с водоснабжением и отоплением. Причем деревянными были не только бараки и двухэтажные дома, но и тротуары, деликатно огибавшие отдельные корабельные сосны, оставленные в качестве свидетельства о лесе, произраставшем на этом месте. Первые капитальные дома появились года через два, почти одновременно с приездом в город первых заводчан. В сорок восьмом году подбирали кадры для комбината способом, вполне соответствовавшим духу времени. Учитывая важность и срочность того, что должен изготавливать будущий завод, средств на подбор специалистов не жалели. Что именно должен производить завод, никому не сообщали, да и знали немногие. Какого-нибудь Петра Ивановича, молодого, но уже опытного рабочего одного из известных хорошими традициями предприятия, мастера "Золотые руки", рационализатора, рекомендованного техническим руководством, приглашали в партком по требованию людей в штатском. Петра Ивановича спрашивали, понимает ли он значение обороны для страны, знает ли сложившуюся после войны политическую ситуацию, готов ли послужить важному делу укрепления мира. Ему обещали хорошие бытовые условия и соответствующую зарплату. Петр Иванович понимал, знал и был готов, особенно в конце сороковых и под пристальными взглядами вербовщиков в штатском. Ему предлагали посоветоваться с супругой; впрочем, это значения не имело, поскольку через 24 часа он был обязан явиться с вещичками на вокзал. "Вопросы есть?" Как правило, по существу вопросов не было - сталинская школа. Инженерный состав подбирался аналогично, главные специалисты и руководители утверждались в самых высоких инстанциях, случайных людей в этом деле быть не могло. ПИК Расцвет "Cороковки" пришелся на семидесятые, во всяком случае, на первую половину этого десятилетия. Нам было 18-23 - время выпускных вечеров, абитуриентская пора, студенческая жизнь. А для "Cороковки" это был пик: дела на комбинате шли в гору, никаких угрожающих перемен не предвиделось. И "Cороковка" пировала. Она праздновала свое благополучие. Через двадцать лет, если считать от начала пятидесятых, город был в принципе построен, не считая более отдаленной перспективы; тонкие прутики, посаженные во дворах и на аллеях, превратились в стройные дерева; через двадцать лет не успели состариться ни жители, ни эти построенные ими дома; еще многое помнится, а память, как известно, лучше сохраняет добрые воспоминания. Студенты, учившиеся в больших областных центрах, таких, как Свердловск и Челябинск, проев в веселой студенческой складчине привезенные из дома съестные припасы, рыскали по нищим прилавкам этих миллионных промышленных городов в поисках чего-нибудь съедобного. Базары, где местное население все-таки приобретало кое-что жизненно необходимое, студенты обходили стороной не столько из-за непривычки к частной торговле (в "Cороковке" существовал только "зеленый" рынок), сколько по причине тощего кошелька. "Cороковские" магазины по ассортименту были сравнимы с валютными магазинами в столице. Всегдашняя проблема с подарками к юбилеям и по другим поводам решалась просто: "Ваш дом - полная чаша, не знали уж, что и придумать, купите себе что-нибудь сами", и дарили хрустящую в красивом конвертике. Среднее поколение было укомплектовано по всем статьям: рабочими местами (по крайней мере, мужское население), квартирами, автомобилями - в соотношении, значительно превышавшем среднее по стране. Повзрослевшие дети разъехались учиться, и жилплощади стало даже больше, чем достаточно. Многие располагали к тому же летним жильем на садовых участках в двух-восьми километрах от города; иные садовые домики вполне сходили за очень приличную дачу, часто на берегу озера. Мы уехали учиться. Это было началом нашего прощания с детством, с иллюзиями, с "Cороковкой". Родители были полны гордости, они не забывали похвастаться успехами своих чад. Неудачи детей на этом поприще воспринимались как семейное несчастье. Существовала своего рода классификация высших учебных заведений: высоко котировались, например, МФТИ, МИФИ, МВТУ им. Баумана, ЛФТИ, ЛТИ, где-то на третьем месте стоял МГУ, далее шли именитые медицинские школы, уважались также Уральский - в Свердловске (Екатеринбурге) - и Челябинский политехнические институты, всегда готовившие специалистов для обороны. Недооценивался, по российской привычке принижать значимость своего, находящегося под рукой, МИФИ, особенно его Первый филиал, расположенный в городе. Приезжавшие на каникулы детки, почитая традиции студенческого братства, кучковались по принципу принадлежности к тому или другому вузу на манер КВНовских команд, что не мешало, впрочем, встречаться с бывшими одноклассниками. Студенты семидесятых в "Cороковке" заметно отличались от гитаристов и скалолазов шестидесятых; если среди них и были КСПэшники (участники движения "Клуб самодеятельной песни" (КСП), то это больше в силу инерции, нежели по отживающей наивности. Молодая поросль разъезжалась как можно быстрее после каникул, поскольку дома, как выяснялось, уже делать нечего, а у родителей оставалось полное ощущение удовлетворения жизнью. Благостная атмосфера над "Cороковкой" ко второй половине семидесятых начнет довольно быстро рассеиваться. Причина того, сначала незаметная, станет всё яснее проступать некой тенью, лежащей вокруг глаз, придающей землистый оттенок коже лица, потушившей былой блеск в глазах старожилов города. Эта тень сидела в очередях к врачам в поликлиниках, в однозначной определенности она пропечаталась в необходимости создания второго кладбища в городе. А город всё еще кичился своей исключительностью. Новые жители, приехавшие взамен тех, чьи тени переселились на кладбище, похвалялись перед прежними земляками и родственниками первой группой снабжения, относительной легкостью получения квартиры и прочими благами в абсолютном неведении о тенях города. А тень уже часто сидела даже на праздниках в застолье: "А мы бы не пили - давно б уж там были". Общее заболевание, под которым подразумевалась общая неопределенность симптомов и методов лечения, было чётко определено в закрытых работах биофизиков и медиков города, со времен взрыва ведущих исследования в этом направлении. Хитро обозначенная болезнь проявлялась быстрой утомляемостью, повышенной раздражительностью, ослабленным иммунитетом, ломотой в суставах, мигренями, экземами и нередко еще более серьезными отклонениями. Для ученых не было секретом, что "общее заболевание" является следствием многолетнего облучения малыми дозами и внутреннего облучения радионуклидами, собравшимися в костях, щитовидке, печени и других органах. Для ученых это не было секретом, для всех остальных это и многое другое было именно секретом. ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ Построение Коммунизма в стране было конечным пунктом в дальновидении воплотителей идеи, а что дальше - до этого далеко. Советская система не предусматривала решения задач на вырост. Всё построенное когда-нибудь приходит в негодность, когда-нибудь становится мало или устаревает морально. Через полвека (каких-нибудь два поколения) система перестала помещаться в своих прежних установках, планах, расчетах. Она умела укорачивать, подравнивать, подгонять под себя и была не способна расти и корректироваться сообразно изменению обстоятельств. Она была убийственна сама для себя. Она не успевала с квартирами, с продуктами питания, товарами народного потребления, автомобилями, дорогами. Бросив все силы и средства в космонавтику и оборону, система пренебрегла маленьким человеком, подавив его уже тем, что поставила в положение просителя, лишив возможности влиять на собственную судьбу. Она разлагала его душу, обучая искусству просительства и приспособленчества. Впрочем, это делает любая система, в которой господствует бюрократия, независимо от ее конечной цели или вообще при отсутствии оной. Рыночная бюрократия, пожалуй, даже опасней, так как она проповедует принцип: "Прибыль прежде всего". Коммунизм в отдельно взятом городе или даже в системе закрытых городов - "государстве в государстве" - не состоялся; это стало ясно задолго до Перестройки. Красивые молодые люди, которыми некогда заселили город Озёрск, стали - и в этом нет ничего удивительного - пенсионерами, молодежь разъехалась, а кто остался, пошли другим путем. Такая жестокая насмешка истории: у города светлого будущего не видно пока никакого будущего. Погасла святая вера людей в торжество науки и возможность разумной организации жизни. Что может быть печальнее?.. Источник: Гамм, М. И. Прощание с "Сороковкой" : [Главы из книги] / М.И. Гамм // Сороковские" портреты: Воспоминания, очерки, интервью [Текст] : [О жизни и судьбе извест. людей г. Озерска] / сост. и ред. А. Н. Волынцев, С. А. Борчиков. - М. : МАКС ПРЕСС, 2004. |
|