"В память о времени и людях": Полнотекстовая база данных об Озёрске
Искусство
вернуться назад

Е. Вяткина
ЮБИЛЯРЫ ЮБИЛЯРА

      17 мая спектаклем "Персидская сирень" театр драмы и комедии "Наш дом" завершает юбилейный пятидесятый сезон. В эти же майские дни отмечают дни рождения театральные "тельцы" - главный режиссер Николай ВОЛОЖАНИН, директор Павел СЛУЧАНКО, актер Николай СКРЯБИН. Мы назвали только тех из рожденных в мае, у кого в этом году тоже юбилеи. Этакая "юбилейность в квадрате". Есть в этом какой-то высший знак судьбы... О них, юбилярах юбиляра, сегодня и пойдет речь...

Н. ВОЛОЖАНИН,
главный режиссер театра "Наш дом":
"МОЕ РЕМЕСЛО - РАССКАЗЫВАТЬ ЛЮДЯМ ИСТОРИИ"

      Работа в театре точно такая же, как и прочие работы. Не похожая на другие по форме, она имеет тот же смысл и ту же цель, что и любая другая деятельность человека, пытающегося строить мир для людей, а не против них. Театр заставляет всех, кто им занимается, понять концепцию Искусства как повседневной работы, Искусства как творения человека, а не благодати, ниспосланной Богом. Эта работа коллектива, которая имеет тенденцию к объединению людей. Это постоянное, исступленное, повседневное напряжение, физическое и духовное, множества людей, напряжение подчас безжалостное, изматывающее до предела. И вот еще что важно: работа в театре - это путь познания. Познания ремесла, познания поэзии, понимаемой как истина, которую не создавать надо, а которой надо служить, как способа глубже проникнуть в историю и реальность.

      Муниципальный театр "Наш дом" был круто замешен уже в сезоне 1953/54 годов, когда режиссер Бобылев (нынешний народный артист СССР, главный режиссер пермского драмтеатра) за один год поставил "Трех сестер" Чехова, "Женитьбу Белугина" Островского, "В добрый час" Розова, "Последних" Горького. Я уже работал с Бобылевым в Воронежской драме им. Кольцова в 1963 году, он рассказывал об этом труднейшем сезоне, вспоминая его с огромной благодарностью. Кто бы подумал тогда, что в 1990 году я приеду на это место и на 8 лет задержусь здесь?

      Я не хочу сосредотачиваться на автобиографическом повествовании. Но в данном случае анализ конкретных объективных обстоятельств помогает мне достичь такого уровня самосознания, который позволяет рассматривать все мною сказанное не как личную хронику, а как историю оного театрального коллектива. История наших спектаклей, а за эти 7 лет я поставил 30 спектаклей, была и остается историей тем и мотивов, движение и развитие которых мы сейчас можем проследить со всей очевидностью. И первая среди них - это тема человеческих взаимоотношений в обществе разных эпох.

      Кому из нас не знакома тоска? Мы знаем ее с первых дней жизни. Кто из нас не отчаивался от бессилия разума? Нам об этом не надо рассказывать. Но почему бы не рассказать о другом, о том, что существует любовь, взаимопонимание, солидарность, добро, о том, что счастье возможно, потому что оно живет в самом человеке. Человек стремится к счастью, хочет жить в мире с себе подобными, чувствовать солидарность с другими людьми, и если он поймет это, то, возможно, сделает все, чтобы превратить мир в мир для человека, совсем не похожий на тот, в котором мы живем сейчас. Нас хотят заставить верить, что ничего сделать нельзя, что мы обречены жить в мусорном баке, в мрачной и темной конуре. Наш театр противится такой "программе умирания".

      В этой работе прошла целая моя жизнь, я только сейчас, как ни обидно, научился, наконец, говорить, я чувствую себя полным сил и способен служить завтрашнему дню, сознавая при этом, как мало из того, чего мы хотели, осуществилось в действительности.

      Мы поставили за 7 с лишним лет хорошие спектакли, из них хочу выделить самые дорогие для меня: "Валенсианские безумцы" Лопе де Вега, "Дикарка" Островского, "Мы идем смотреть Чапаева", "Екатерина Ивановна" Андреева, "Горе от ума" Грибоедова, "Когда пойдет снег" Гальперина, "Виндзорские насмешницы" Шекспира, "Невесты Чернобыли" Губарева, "Семейный ужин в половине второго" Павлова, "Персидская сирень" Коляды. Но что же дальше? Разве этого достаточно? Думаю, нет. Великие классики. "Великие титаны культуры. Для меня они символизируют непрерывность человеческой мысли, преемственность встающих перед человечеством проблем, которые каждый раз нуждаются в новом выражении, в языке, понятном сегодняшнему зрителю.

      Что такое талант? Кто может ответить на этот вопрос, кто знает, из каких негативных или позитивных свойств складывается сумма, составляющая талант? Я и сейчас не могу сказать, почему один человек идет в актеры, а другой нет и что отличает талантливого актера от актера, которому никогда не стать талантливым. Этого не знает никто. Почему человек становится хирургом?

      Актер - это самый первый и самый очевидный элемент театрального зрелища: для определенного круга зрителей он вообще символ театра, он как бы в себя его вбирает и в самом деле он главный в механизме театра. Такой-то актер играет хорошо. Такой-то плохо. Об этом су/ все, ничем не рискуя, словно бы законы, в соответствии с которыми мы оцениваем игру актера как плохую или хорошую, ясно запечатлены где-то у нас внутри.

      А что режиссер? Как сказал Брехт, режиссер должен обладать тем, чтобы быть способным руководить и быть руководимым. Режиссерская диктатура - старая история, имеющая свои объективные причины, с нею покончено десятки лет назад. Сегодня режиссер работает в среде, несравненно более развитой в культурном и политическом плане и, следовательно, может в значительной степени разделить свою ответственность с коллективом. Но в конце концов остается решающая, последняя ответственность, без которой невозможен никакой театр.

      Шиллер сказал: "Театр - это моральный институт". И это очень точно. Мое ремесло - рассказывать людям истории. Я должен рассказывать. Я не могу не рассказывать. Я рассказываю людям истории про них самих. Я могу еще много рассказать историй с актерами "Нашего дома", они это умеют делать превосходно.

      Я убежден, что в основании всякого серьезного театра, театра действительно художественного, всегда лежит страстная мысль о жизни, о смысле жизни. Сама эта мысль не искусство, но она непременное условие искусства. Я не знаю книги, спектакля, картины, музыки, за которой не ощущалось бы в большей или меньшей степени биение этой внутренней мысли о жизни. И чем значительнее произведение, тем сильнее ее биение.

      Я хотел бы изменить мир, но я не умею делать ничего, кроме театра. Я занимаюсь театром, хотя я знаю, что посредством одного только театра мир не изменишь. Но я помогу изменить его хотя бы на миллиметр.

      Я обожаю поэзию, слово, я люблю слушать его звучание, следить за его выражением, смыслом. Я люблю спорить, наблюдать, как меняются люди в процессе спора. Мне нравится ощущать, как подступает комок к горлу, нравится заставлять других смеяться и плакать, нравится объяснять, направлять, побуждать, воздействовать, помогать, изменять. Я с удовольствием поддерживаю отношения с актерами. Я люблю театр за то, что он человечен! Я создаю свой театр - где могу, как могу, и стараюсь это делать как можно лучше, веря и не веря, пытаясь быть честным с самим собой и с другими. В общем, я знаю и не знаю, почему я занимаюсь театром, но я уверен, что должен им заниматься, хочу им заниматься. Я хотел бы посвятить ему себя как политика, гражданина, идеолога, поэта, музыканта, актера, человека, страстно любящего и критически настроенного, - одним словом, всего себя, какой я есть и каким я себе кажусь; я хотел бы вложить в него все, что называю жизнью. Я знаю немного, но об этом немногом я расскажу. И другие пусть подхватят и расскажут лучше. Если смогут...

ПРОГУЛКА ПО САМОМУ СЕБЕ

      Николай СКРЯБИН от интервью упорно отказывался. Ссылался на то, что актер имеет возможность сказать со сцены все, что хочет, своими работами. И еще на Тютчева, согласно которому "мысль изреченная есть ложь". Вот Тютчев-то и помог нам разговориться. Николай - один из самых, если не самый поэтически "насыщенный" человек в театре драмы и комедии "Наш дом".

      - Скажи, пожалуйста, когда ты увлекся поэзией?

      - Очень давно, еще в школе. Я тогда писал стихи, посещал литературные объединения. Потом это как-то само собой отвалилось, было вытеснено театром. Нет, точнее, оно осталось, но в другой форме. Театр - это тоже поэзия. Мне кажется, если я сейчас перестану заниматься сценой, я снова начну писать стихи. Но пока я занимаюсь театром и ничем другим заниматься не хочу. Театр - дело темное. Поэт Наум Коржавин сказал о себе: "Я работал в той области, где успех - не успех". Это верно и для театра. Я верю, что цель творчества - самоотдача, а не успех. В этом смысле у меня очень много авторитетов, и меня это радует.

      - Вместе с Николаем Николенко вы подготовили композицию по произведениям Иосифа Бродского. Почему именно Бродский?

      - Это человек и поэт, какого в нашем веке уже не будет. Он словно закрыл за собой дверь русской поэзии этого века. Я люблю Бродского не просто как поэта. Мне кажется, я люблю его так, как женщина может любить мужчину. Он удивительно счастливый человек, в нем знак достоинства, того самого, которое Волошин назвал "достоинством простого гражданина". Мы утратили это достоинство. Наша беда в том, что мы неуважительны друг к другу. Мы как бы любим друг друга, а на самом деле не видим, не замечаем. Чем мне дорога "Персидская сирень" Коляды, так это вниманием к другому человеку. Работая над спектаклем, мы погрузились в стихию разглядывания и разгадывания другого человека.

      - Вижу, "Персидская сирень" близка тебе...

      - Мне радостно оттого, что наша работа понравилась драматургу Коляде. Мы угадали его. Наши репетиции состояли из разговоров. Мы очень много разговаривали и "разговорили" пьесу. Мы работали не втроем: я, Елена Шибакина и режиссер Николай Андреевич Воложанин, а вчетвером, вместе с драматургом, так сильно ощущалось его присутствие. Это очень важно для того, чтобы что-то получилось.

      - А что сейчас у тебя в работе, в задумках?

      - Заделье по Мандельштаму: какой поэт, какая трагическая судьба! Еще задуман Даниил Хармс. Мы его совершенно не знаем. Опубликованы его дневники - это записки умирающего человека. Думается, что если эту линию связать с его смешными стихами, то будет очень сильное впечатление. У меня иногда от стихов начинают даже руки трястись. Это какая-то метафизика. Как говорил Сартр, "прогулка по самому себе". И этим ощущением можно жить. Стихи спасают. Я верю в целительную силу русской поэзии.

      - Когда Мандельштам и Хармс в твоей подаче увидят свет?

      - Не знаю когда, но увидят обязательно. Это потребность, настойчивость. Если этого не сделать, то будет очень трудно жить. Это как прерванный акт...

      - А что ты сейчас читаешь?

      - Мне всегда было трудно ответить на этот вопрос даже самому себе. Дело в том, что я по многу лет читаю одну и ту же книгу. Было время, когда я изо дня в день читал "Поединок" Куприна. Сейчас у меня период гоголевских "Мертвых душ". Трудно объяснить почему. Но когда начинает засасывать уездная жизнь, очень полезными оказываются "Мертвые души". Помимо этого, я, конечно же, читаю очень много пьес, стихов.

      - Сын унаследовал твою страсть к поэзии, театру, литературе?

      - В нем что-то есть. Он не пустой парень, и это радует. А что именно в нем есть - не знаю.

      - "Персидская сирень" завершает юбилейный пятидесятый сезон в "Нашем доме". Впереди лето и отпуск. Какие у тебя планы на отпуск?

      - Я каждое лето езжу на родину в Кострому. Там живет мой отец, там похоронена мама. Когда она ушла из жизни, я словно потерял центр тяжести. Я даже не предполагал, до какой степени я мамин сын. Она была фельшерицей, классическим земским медиком, она умела все: и лечила, и роды принимала. Такой чеховский удел. Пустоту, которая образовалась после ее ухода, невозможно восполнить. Когда я приезжаю в Кострому, эта пустота становится для меня прямо-таки физическим лицом...

      - Николай, театральный юбилей совпал с твоим личным. Театру - 50, тебе - 40. Ты ощущаешь свой возраст?

      - Ни капельки. Некоторые даже принимают за кокетство мою попытку вычислить, сколько же мне сегодня лет. Для этого я должен вспомнить мой год рождения и вычесть его из текущего года. Поскольку я "сова", человек ночной, то все самые откровенные вещи происходят со мной ночью. Есть такой зыбкий момент между ночью и утром, интересное время, когда человек перестает быть не самим собой. Я думал, это случается только со мной, а потом прочитал рассказ Набокова "Ужас". Там - о том же. Так вот, в этот момент надо подойти к зеркалу - и, может быть, получится увидеть себя истинного. В такие минуты в зеркале передо мной не я, а молодой человек. Я ищу самого себя. Может быть, когда-нибудь найду.

      В поисках себя Николай убежал на репетицию. Но в этот день мы еще встретились. Случайно. На улице. И Николай показал мне небольшой сувенирчик, который преподнесла ему благодарная зрительница. Это был изящный букетик из бисера. Персидская сирень.

ЕДИН В ДВАДЦАТИ ЛИЦАХ

      Затевая с друзьями и знакомыми разговор о театре, мы оперируем понятиями исключительно эфемерными: талант, вдохновенная игра актеров, удивительное режиссерское решение. Для нас, зрителей, театр - это храм, и все, что мы видим, происходит в нем как бы само собой, только здесь и только сейчас. Нам невдомек, сколько земных, рутинных, самых что ни на есть обыденных проблем надобно решить для того, чтобы состоялся спектакль. Всего один. А если их до тридцати в месяц?

      Дабы упорядочить процесс творчества, в основе которого, по нашим понятиям, должна царить хаотичность, в театре и существует директор. Кто он? Администратор? Хозяйственник? Добытчик? Экономист? Советчик? Творец? Директор муниципального театра драмы и комедии "Наш дом" Павел Иванович СЛУЧАНКО, занимающий эту хлопотливую должность на протяжении 14 лет, убежден, что руководитель учреждения культуры обязан сочетать в одном лице все эти ипостаси.

      "Директор должен прекрасно знать всю структуру театра", - говорит Павел Иванович. Сам он ее действительно знает. По профессии он актер. Работал в театрах Новосибирска, Хабаровска, Волгограда. В нашем театре уже 23 года. Это большая часть его пятидесятипятилетней жизни. Директорскую должность Павел Иванович занял, когда здание театра находилось на реконструкции. Труппа в прямом смысле слова сиротствовала: не было главного режиссера, главного художника, администратора. Больше всего новоиспеченный директор боялся, что коллектив, в котором было много молодежи, не выдержит, развалится. Очень хотелось сохранить костяк... Хотелось - и удалось. За последние десять лет лишь немногие по тем или иным причинам ушли из "Нашего дома".

      Еще одно убеждение директора: театр всегда должен оставаться театром. Это убеждение в наши дни дорогого стоит. Слишком велик соблазн поддержать высокое театральное искусство за счет побочных приработков. Открыть ресторан, например, как это сделал московский Ленком. Или по ночам, после спектаклей о чистой и горькой любви, пускать в малый зал стриптизерш, последнее, конечно, совсем уже крайность, но, поверьте, как пристойных, так и непристойных предложений по использованию театральных квадратных метров "Наш дом" получал немало. Требовалось мужество и трепетное отношение к храму искусств, чтобы от одних предложений отказаться сразу же, от других - по размышлении зрелом. В том, что сегодня в "Нашем доме" не происходит ничего, кроме нормального творческого процесса, велика заслуга директора, порой резковатого, порой упрямого Павла Ивановича.

      "Я сторонник театра-праздника, - просто и понятно излагает он свою концепцию развития "Нашего дома" и театра вообще.

      - Я не люблю, когда актеры и режиссер ударяются в излишний, зашоренный интеллектуализм. Мысли и чувства - это замечательно, но на сцене должно быть место событиям. Ведь даже название актерской профессии происходит от слова "акт", что означает действие. Если есть действие, за которым зрителю интересно следить, - спектакль будет иметь успех. Я убежден, что в скором времени нас ждет новый театральный бум. Уже сейчас мы чувствуем возвращение интереса к театру, а дальше будет больше. Поголовная компьютеризация разобщает людей, предлагает им муляж вместо живого теплого человека. Еще немного - и люди потянутся в театр в поисках настоящего общения. А что такое театр, как не живое общение, прямой контакт человеческих душ?"

      Крепкий директор, суровый и мрачноватый с виду, оказывается, очень эмоционален. "Это точно. Так и не смог убить в себе эмоциональную сторону восприятия происходящего, столь свойственную всем актерам", - подтверждает Павел Иванович. Потому, наверное, все удачи и неудачи театра он воспринимает, как свои собственные. А иначе и не может быть. Ведь главная задача директора театра - создать условия и атмосферу для творчества. "Мы все приходим сюда только для того, чтобы вечером состоялся спектакль". Эти слова директор считает основополагающими в своей незаметной для постороннего глаза работе.

      А вечером на спектакль придем мы, зрители. Будем наслаждаться вдохновенной игрой актеров, удивительными решениями режиссера, не зная о том, сколько земных, рутинных, самых что ни на есть обыденных проблем надо было решить для того, чтобы спектакль состоялся.

      Нам и не положено про это знать.


Источник: Вяткина, Е. Юбиляры юбиляра / Е.Вяткина : [главный режиссер театра "Наш дом" Николай Воложанин, директор Павел Случанко, актер Николай Скрябин] // Озерский вестник. - 1998. - 16 мая. - С. 1, 4.