А.К. Гуськова


ПАМЯТИ ДРУГА: К 80-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ В.К. ЛЕМБЕРГА

       21 июля 1999 г. исполнилось бы 80 лет Владимиру Константиновичу Лембергу. Конечно, его семья и друзья вспомнят эту дату. Однако хотелось бы напомнить об этом замечательном человеке, ученом и гражданине в самом высоком смысле этого слова более широкому кругу людей и, в первую очередь, молодежи, ищущей в своем окружении тех, на кого им хотелось бы стать похожими, жителям нашего города.

       Жизнь В.К. Лемберга совпала и была тесно сопряжена от школьных лет и до ухода из жизни со всем, что пережила в своей сложной и противоречивой 80-летней истории наша родина.

       Отец Владимира Константиновича участник революции 1905 г. Один из представителей рабочего класса, поднявшийся к социальной активности на гребне великих революционных идеалов того времени. В понятиях высокой порядочности, глубокого уважения к человеку, верности долгу, стремления овладеть богатствами культурного наследия был воспитан и Владимир Константинович. Он был соседом и другом Г.М. Кржижановского и оставался верным этим нравственным принципам всю свою жизнь. Эти свойства стремился он передать своим детям, сохранить их в семье, в работе, в общении, во всех сторонах своей жизни.

       После досрочного выпуска из первого Московского медицинского института, вместе со многими своими сокурсниками-врачами Владимир Константинович ушел на фронт. Последовательно, с первых месяцев войны, он проходит нелегкий путь от командира санитарной роты стрелкового полка - на передовой - до начальника медсанбата, а позднее медсанчасти эвакогоспиталя. Демобилизуется Владимир Константинович уже в звании майора м/с с почетными боевыми наградами (Медаль за боевые заслуги и Ордена Красной Звезды и Отечественной войны). Знаменательно, что в ряды партии он, комсомолец с 1937 г., вступает на фронте в горькие, опасные и трудные для страны дни 1942 года.

       Важно, что наряду с огромной лечебно-организационной работой, Владимир Константинович пытается и во фронтовых условиях ревизовать и осмысливать ее результаты, становясь доверенным прозектором полевого медсанбата. Логично, что именно такую медицинскую и философскую дисциплину - патологическую анатомию Владимир Константинович избирает и для обучения в аспирантуре после демобилизации из армии в 1945 г. Аспирантура проходит под руководством замечательных руководителей кафедры А. И. Абрикосова. Именно там (1945-1949 гг.) под влиянием своего непосредственного руководителя Лозовского формируется стиль последующих морфологических исследований Владимира Константиновича - реконструкция патогенетических механизмов процесса и синтетическое осмысливание клинико-экспериментальных данных и результатов анализа посмертной картины заболевания.

       Владимир Константинович, несомненно, вошел бы в плеяду замечательных представителей московской школы патологов. Но страна снова потребовала от него "бросить все" и ринуться в неизведанную область новой отрасли науки - радиобиологию, которая в те дни стала сверх актуальной для судьбы страны в ядерном противостоянии 50-х гг. Это на многие годы изолировало Владимира Константиновича "от большой открытой науки". Врач-патологоанатом (и одновременно судебный эксперт МСО-71 с июня 1949 г.) Владимир Константинович одновременно становится научным сотрудником биологической лаборатории ЦЗЛ комбината, а позднее заместителем руководителя Филиала ИБФ (1953 г.) и его руководителем (1965-1981 гг.).

       Высокая ответственность и строгость анализа каждого препарата и формулировки патологоанатомических заключений Владимира Константиновича была великолепной школой для медиков, сменивших его позднее в прозектуре. По сути, Владимиром Константиновичем в эти 5- 10 лет были выполнены первые в мире столь подробные и тщательные исследования немногочисленных исходов (3 случая) хронической и острой лучевой болезни (7 наблюдений) а также первых случаев "постлучевых трансформаций апластического процесса в лейкоз".

       Именно глубина исследования и творческий анализ на основе лишь единичных наблюдений позволяют сказать, что Владимиром Константиновичем на их основе было создано впервые, не поколебленное и доныне, представление о морфологической картине лучевой болезни человека. Раздел, посвященный острой лучевой болезни, стал основой диссертации Владимира Константиновича на соискание степени канд. мед. наук, успешно защищенной в 1961 г. Возвращаясь ретроспективно к тому, что в эти годы появилось в зарубежной литературе (публ. Гемпельман, Лиско, Гофман и Жамме с соавт.), еще раз удивляешься поразительной творческой зрелости Владимира Константиновича так много дававшей его коллегам-патофизиологам и нам, клиницистам, которым могли только позавидовать зарубежные исследователи, не имевшие столь прочной теоретической опоры. Особую гордость ощущаю от сопричастности к такому творческому обобщению в монографии "Клиника и патологическая анатомия крайне тяжелых форм острой лучевой болезни человека" (1959 г.), к которому обращаются и сегодня спустя 40 лет для понимания новых тяжелых случаев ОЛБ.

       Также естественно, что теоретический склад ума переключил интерес Владимира Константиновича на экспериментально-морфологическую разработку проблем радиотоксикологии, которой посвящено большинство из его работ.

       И в этом направлении Владимиром Константиновичем были избраны самые сложные для понимания механизма действия на организм животных и человека нуклидов (плутоний, нептуний и тритий). Многие из мыслей Владимира Константиновича ронялись им "на ходу": при просмотре препаратов с сотрудниками лаборатории, обсуждениях спорного вопроса в коридоре с коллегами. Их подхватывали и претворяли в диссертации и публикации другие люди, иногда забывавшие о щедрости учителя и коллеги, и полагавшие, что все эти открытия пришли в голову им самим. Так ведь всегда бывает с истиной: кажется, что этого не может быть, и мы это знали давно. А Владимир Константинович никогда не жалел об этих оброненных мыслях о своеобразии морфологических картин в связи с микрораспределением нуклида, о генезе бластомной трансформации, о динамике процесса в связи с перераспределением нуклида в органах и тканях.

       Его требовательность и критичность заставляла многократно проверять складывающиеся представления об эффективности препарата, танатогенезе различных поражений. На бумаге он формулировал сбои представления очень медленно и осторожно, а мы, его окружавшие, не помогли Владимиру Константиновичу технически оформить одно из многих разрабатываемых им направлений в докторскую диссертацию. Степени этой он был многократно и, несомненно, достоин и раньше, чем многие его ученики.

       Много таких "его тем" личных можно было бы назвать, если проанализировать библиографию 58 работ, выполненных Владимиром Константиновичем с его непосредственным участием и деликатным руководством. Это и динамика и патогенез поражения бронхолегочной системы в целом в различные сроки после поступления плутония, и особенности бластомогенной активности трития в эксперименте, и патогенез крайне тяжелых форм острой лучевой болезни в экспериментально-клиническом освещении, и морфологические критерии комбинированного действия радиации с другими факторами. Более всего сейчас мы, наверное, нуждаемся не столько в дальнейшем наборе экспериментальных фактов по всем этим вопросам, сколько в размышлении над уже имеющимися сведениями. Как нам недостает для этого Владимира Константиновича! И когда появляется что-то новое и перспективное, например, терапия с использованием ростовых факторов, очевидная трансформация клинической картины лучевой болезни под влиянием ТКМ или кроветворных клеток периферической крови, как был бы нужен нам Владимир Константинович, чтобы с ним обсудить эти проблемы, определить наиболее актуальные направления их дальнейшей разработки на основе продуманного и аргументированного эксперимента.

       И сегодня в понимании механизма неврологических синдромов тяжелых форм лучевой болезни я обращаюсь к нашим беседам с Владимиром Константиновичем во время просмотра препаратов погибших от лучевой болезни пациентов, к нашим совместным с ним и С.В. Левинским осмотрам и обменам мыслями возле животных, облученных в больших дозах на биоканале реактора, в первые часы-минуты после их возвращения в лабораторию. С Владимиром Константиновичем можно было всегда посоветоваться по дискуссионным проблемам постановки новых и анализу проведенных исследований из разных областей радиобиологии и радиационной медицины.

       Ему до последних лет не изменяла точность и трезвость оценок, умение увидеть новое, перспективное и отвергнуть надуманное и поверхностно-конъюнктурное. Формально он был руководителем 3-х диссертантов, на самом деле их было намного больше, в т.ч. и докторов наук!

       Особо хочется сказать о других "ненаучных" сторонах личности Владимира Константиновича. Он был достаточно трезв в переоценке многих событий нашей сложной жизни. Однако отличала его от многих то, что он не мог смотреть на эти явления "со стороны". Он принимал их изнутри с болью и гордостью, разделяя ответственность за них и признание неизбежности происшедшего с его уроками на будущее, более очевидными сегодня, чем в ходе этих событий.

       Владимир Константинович был нежным и самоотверженным мужем, требовательным и заботливым отцом, остро переживавшим все события в жизни взрослеющих детей, но достаточно тактичным и осторожным в своих оценках происходящего с ними.

       Он был замечательным другом, которому можно было доверить самое глубокое свое переживание и при отсутствии внешних проявлений ощущать его бережное и теплое участие на долгие годы после случившегося.

       Будучи широко образованным человеком, любившим и ценившим искусство, историю цивилизации, увлеченным путешественником по многим уголкам нашей когда-то большой страны, Владимир Константинович все хотел знать досконально. Он никогда не отвечал на вопрос "приблизительно", охотно заглядывал в книги, справочники, словари и приучил к этому детей.

       Владимир Константинович был очень скромным и широко доступным человеком. В его доме хорошо себя чувствовали многие члены его разросшейся семьи и друзья всех поколений. Дети всегда были рядом с взрослыми, а это, наверное, лучший способ сохранить преемственность нравственных норм, наследование не материальных, а духовных ценностей, возможность получить навыки беседы и дискуссии общения. Вспыхивали и острые эмоциональные споры на самые различные темы, но они не оставляли осадка обид и рождали ощущение интереса и уважения к точке зрения каждого.

       Глубоко страдая в последние дни своей жизни, Владимир Константинович оставался мужественным и терпеливым, умел быть признательным за попытки помочь ему, волновался за окружающих.

       Он принадлежал к людям, без которых жизнь была бы намного беднее, к тем, за счастье общения с которыми надо благодарить судьбу.

       О прожитой нами сложной эпохе сказал Н. Тихонов:

"Наш век пройдет: откроются архивы,
И все, что было скрыто до сих пор,
Все тайные истории извивы
Покажут миру славу и позор.
Богов иных тогда померкнут лики,
И обнажится всякая беда,
Но то, что было истинно великим,
Останется великим навсегда".

       Давайте же сохраним для следующих за нами поколений имена тех, кто в это трагическое время не изменил человеческому достоинству и был сопричастен его великим свершениям. Владимир Константинович Лемберг, безусловно, принадлежит к этим немногим нашим сверстникам.

Источник: Гуськова, А. К. Памяти друга: к 80-летию со дня рождения В. К. Лемберга / А. Гуськова // Вопросы радиационной безопасности. – 1999. - № 3. – С. 74-77.