Академик, основатель и первый директор Института атомной энергии с 1943-го по 1960 г., главный научный руководитель атомной проблемы в СССР, один из основоположников использования ядерной энергии в мирных целях, трижды Герой Социалистического Труда (1949, 1951, 1954 гг.), лауреат Ленинской (1957 г.) и Государственных (1942, 1949, 1951, 1954 гг.) премий. Награжден пятью Орденами Ленина и двумя Орденами Трудового Красного Знамени, медалями "За победу над Германией", "За оборону Севастополя", удостоен Большой Золотой медали им. М. В. Ломоносова, Золотой медали им. Л. Эйлера Академии наук СССР, Серебряной медали Мира имени Жолио-Кюри.
Мероприятия по поводу столетия Игоря Курчатова (12 января 2003 года) и освещение их в СМИ лишний раз показали, что общество этой фигурой интересуется мало или принципиально не хочет интересоваться. Из приглашенных политиков на торжественные заседания в Курчатовском институте пришел только Жириновский да Алферов принес приветственный адрес от КПРФ (между тем ждали многих, в том числе Путина). Исчезающе мало появилось публикаций, посвященных юбилею, три с половиной года назад пресса куда активней отметила другую дату - пятьдесят лет с момента взрыва первой отечественной атомной бомбы.
Причина такого вялого отношения к отцу советского атомного проекта кроется, по нашему мнению, в особенностях его биографии. Обласканный властями заместитель Берии, жесткий руководитель, оставивший высокую науку ради управленческого поста, член партии - все это здорово контрастирует с судьбой других крупных физиков эпохи: опального Капицы, ерничающего над режимом в почти мандельштамовском стиле Ландау, диссидентствующего Сахарова etc. Курчатов был одним из немногих советских ученых, похороненных у Кремлевской стены, его именем были названы города, улицы и многочисленные научные учреждения, к созданию которых он приложил свою руку.
Впрочем, не затронула "облик Курчатова - ученого и гражданина" и волна разоблачительных постперестроечных публикаций. Отдельные весьма невразумительные попытки развенчать его "культ личности" закончились, по сути, ничем. Хотел ли того сам Курчатов или нет, но его исторический образ постепенно выкристаллизовался в этакую огромную глыбу. И этот величественный памятник, так раздражающий часть общества, сдвинуть с пьедестала никому уже не под силу.
Нос по ветру
Отец Игоря Курчатова, до революции - директор знаменитого Никитского ботанического сада в Крыму, был дворянином, за что впоследствии и был сослан в Бугульму. Игорь Васильевич во время гражданской войны учился в симферопольской гимназии, а затем - на физико-математическом факультете Крымского (Таврического) университета. В 1925 году по личному распоряжению Абрама Иоффе он был зачислен в штат Ленинградского физико-технического института (ЛФТИ) и лишь в июне 1941-го впервые обозначил свою причастность к общественно-политической жизни страны, подключившись к работе по размагничиванию кораблей ВМФ для противоминной защиты. Членом ВКП(б) Курчатов стал только в 1948 году, спустя пять с лишним лет после того, как был назначен руководителем крупнейшей оборонной программы Советского Союза.
Бурное развитие физики в 20-30-х годах открывало широкий простор для самореализации. Судя по всему, в начале карьеры для талантливого молодого ученого наибольший интерес представляла выбранная им специализация: Курчатов увлекся исследованиями по физике твердого тела, изучал диэлектрики и полупроводники. Вершиной этого этапа его научной биографии стало открытие с коллегами в 1933 году вошедшего во все учебники явления, которое авторы назвали сегнетоэлектричеством.
Однако практически сразу же после этого большого успеха Игорь Васильевич резко поменял свою специализацию (в своих воспоминаниях коллеги Курчатова неоднократно упоминали о его свойстве - умении "чутко держать нос по ветру" и адекватно реагировать на текущую научную конъюнктуру). Новым увлечением Курчатова стала модная тогда физика атомного ядра, и именно это направление исследований стало основным до конца его жизни (хотя в последние, наиболее исторически значимые семнадцать лет жизни, с 1943-го по 1960 год, до "чистой науки" у него руки уже не доходили).
Возглавляемая Курчатовым лаборатория в ЛФТИ во второй половине 30-х ведет активную работу с нейтронными источниками по новым радиоактивным ядрам и открывает явление ядерной изомерии. С 1939 года объектом пристального интереса Курчатова становится проблема деления тяжелых ядер. В том же году в ходе экспериментов, осуществленных учениками Курчатова Петржаком и Флеровым, впервые в мире наблюдается спонтанное деление ядер урана. Здесь необходимо отметить черту, ярко характеризующую Курчатова: несмотря на то, что именно он осуществлял идейное руководство экспериментом, он принципиально отказался поставить свою фамилию в список соавторов открытия. Курчатов посчитал неэтичным подписываться под работой, в которой не принимал непосредственного участия.
Удивительная научная принципиальность Курчатова, к сожалению, отозвалась тем, что в начале 40-х его кандидатура дважды "прокатывалась" на выборах в Академию наук СССР, причем, как утверждают, против него голосовали такие зубры, как Петр Капица и Игорь Тамм. Надо еще раз отдать должное Курчатову: несмотря на то, что эта информация дошла и до него, он сохранил с "обидчиками" нормальные отношения.
Вначале 1943 года по личному указанию Сталина, неожиданно для большинства коллег, Курчатова назначили официальным руководителем темы по так называемой урановой проблеме. Назначение Курчатова на эту расстрельную по сути должность - во многом дело рук его учителя Абрама Иоффе, за многие годы совместной работы с Игорем Васильевичем сумевшего по достоинству оценить его огромный организаторский (как теперь сказали бы, менеджерский) талант. Тщательная проверка в ведомстве Берии деталей биографии Курчатова ничего предосудительного не обнаружила, а для придания новоиспеченному "бомбоначальнику" соответствующего научного статуса в том же году специально под Курчатова была выделена внеплановая академическая вакансия (Лаврентий Павлович как-то обмолвился в одной из приватных бесед: "Это ми его сдэлали акадэмиком").
Впрочем, Курчатов нашел-таки весьма своеобразный "способ отмщения" академикам: уже находясь на вершине научно-административной пирамиды, он активно лоббировал избрание в академию целой группы своих соратников по атомному проекту. Такой наплыв единомышленников Курчатова в научный ареопаг страны дал повод Капице для едкого комментария: "Если бы у Курчатова была лошадь, он бы и ее ввел в академию".
Жесткий прагматик
История создания первой советской атомной бомбы достаточно подробно описана в различных публикациях как российскими, так и западными исследователями. Особенно много дискуссий было о роли советской разведки в получении ключевых технических характеристик "изделия", впервые испытанного американцами в июле 1945 года в пустыне Аламогордо. Сегодня считается достоверно установленным фактом, что эта развединформация стала основой при выборе руководителями отечественного атомного проекта принципиальных методик производства "плутониевого первенца". Безусловно, доблестные советские разведчики и сочувствующие коммунистическим идеям западные ученые, вовлеченные в американские разработки, сделали многое для ускорения этого процесса. Но как бы высоко ни оценивать эту составляющую, следует признать и другое: для практического использования всех этих чертежей и схем требовалась колоссальная черновая работа, необходимо было создать фактически с нуля целую промышленную отрасль, тем более что параллельно с "американской версией" под руководством Курчатова разрабатывалась и более эффективная бомба, взорванная двумя годами позднее.
Ограничимся лишь кратким перечнем важнейших задач, которые предстояло в возможно короткие сроки решить Курчатову и его коллегам: организация промышленной добычи урановой руды; разработка технологии эффективного выделения из руды металлического урана; определение методик накопления изотопа уран-235; создание атомного реактора, в котором уран-235 перерабатывается в плутоний-235; строительство радиохимических заводов; получение металлического плутония и его накопление для последующего использования в качестве "начинки" бомбы; разработка альтернативных реакторов - графитовых и на тяжелой воде; конструирование и запуск в производство собственно бомбы.
И.В. Курчатов у протонного генератора. 1932 год
Наконец, чисто управленческие задачи поиск квалифицированных специалистов (физиков, геологов, химиков, металловедов и т. д.), обучение их новым методикам и многое другое.
В ходе реализации проекта были использованы колоссальные материальные и человеческие ресурсы. Огромное количество жизней - на совести непосредственного начальника Курчатова Лаврентия Берии. Но несмотря на жертвы в ходе реализации поставленной партией и правительством "за дачи важнейшего государственного значения", нельзя не отдать должного Курчатову и его команде. Масштаб и глубина осуществленных ими в кратчайшие сроки пре образований удивительны и едва ли воспроизводимы в иных условиях.
Безусловно, Курчатов был жестким прагматиком, прекрасно понимавшим (и, полагаем, болезненно переживавшим это), через какую гору трупов ему приходится переступать и скольким участникам атомного проекта искалечила жизнь радиация. В конце концов, едва ли в 1943 году ему легко далось решение пожертвовать своей научной карьерой во имя интересов государств; (кстати, отец американской атомной бомбы Роберт Оппенгеймер, отказавшийся участвовать в создании американской термоядерной бомбы, был предан за это остракизму в "самом демократическом обществе").
Курчатов был, как ни банально это может прозвучать, сыном своего времени. Взяв на себя всю ответственность за порученное ему дело, Курчатов рисковал не только чужими жизнями, но и своей собственной - на вопрос личного врача о том, почему он не бросит курить, академик ответил: "Во мне столько стронция, что действие никотина уже находится за пределами ошибки эксперимента". В 1956 году он перенес первый инсульт, через год - второй, а через четыре года Курчатова не стало.
В защиту генетики
Увенчанный чуть ли не всеми наградами и званиями той эпохи маститый академик ушел из жизни в 57 лет. Да, при упоминании его имени, прежде всего, вспоминаются и две бомбы (выполнив "главное задание", он уже не мог скромно уйти в тень и довел до конца в качестве топ-менеджера "водородный" проект). Но нельзя забывать и о вкладе, который он внес в развитие отечественной науки. Во многом благодаря ему из многочисленных "филиалов атомного проекта" выросли крупнейшие отечественные научные центры, которые и сегодня остаются ведущими научными учреждениями России: НИИ экспериментальной физики в Сарове (нынешний ВНИИЭФ), дубнинский Объединенный институт ядерных исследований, московские Институт теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ) и Инженерно-физический институт (МИФИ), наконец, главное детище ученого - "Лаборатория № 2" АН СССР (РНЦ "Курчатовский институт"), директором которого он был со дня его основания и до своей смерти.
Курчатову обязаны своим рождением атомный подводный флот, первые атомные электростанции (Обнинская и Воронежская), да и отечественная атомная промышленность в целом. Благодаря его авторитету и влиянию советская физика в 1949 году счастливо избежала участи "идеологически чуждых" генетики и молекулярной биологии (фактически уничтоженных на сессии ВАСХНИЛ 1948 года). Именно Курчатов сумел в середине 50-х собрать выживших после репрессий генетиков и организовал для них в своем институте специальную радиобиологическую лабораторию. В октябре 1953 года "мятежные" студенты физфака МГУ смогли добиться от руководства страны снятия реакционного декана и замены чересчур идеологизированного профессорско-преподавательского состава, прежде всего благодаря его поддержке.
О трости и мате
О Курчатове-ученом и Курчатове-управленце сегодня известно довольно много. Вопросы возникают, когда речь заходит о Курчатове-человеке. Канонический образ Игоря Васильевича состоит из следующих устоявшихся характеристик: человек с огромным интеллектом, колоссальной энергией, удивительной интуицией, потрясающей коммуникабельностью, прекрасным чувством юмора. Наверное, людям, не испытавшим удовольствия от личного общения с таким "приятным во всех отношениях" Курчатовым, поверить в возможность присутствия всех этих качеств в одном человеке довольно трудно - уж слишком хрестоматийным выходит такой портрет. Для придания некоторой живости дополним его тем, что рассказывает один из биографов Курчатова, Иван Ларин: "Игорь Васильевич был чрезвычайно скрытным, непроницаемым человеком, держал все в себе, никогда и никому не плакался, всячески избегал в общении с коллегами тем, не имеющих непосредственного отношения к работе. С подчиненных спрашивал строго, мог стукнуть кулаком по столу, а в гневе, если допущена грубая промашка, мог и обматерить, причем умел это делать на высоком профессиональном уровне". На испытаниях первой водородной бомбы он будил заснувших в изнеможении на полу подчиненных ударами свой знаменитой трости и матерился даже в присутствии женщин, аргументируя это тем, что "они все равно засекречены". Правда, в случае необходимости всегда заступался за сотрудников. В Курчатнике (ИАЭ имени Курчатова) до сих пор рассказывают такой случай: во внеурочное время начальник пожарной охраны накрыл влюбленную парочку в лаборатории и написал докладную. Реакция Курчатова была молниеносной: "Половые отношения пожарной опасности не представляют".
Курчатов не оставил каких-либо мемуаров, очень мало "в личном плане" написали о нем и немногие близко знавшие его люди. Иван Ларин с сожалением резюмирует: "Я беседовал со многими соратниками Курчатова и выяснил поразительную вещь: Игорь Васильевич так и остался для них большой загадкой".
Сейчас в научной среде все чаще высказывается мнение о необходимости для успешного инновационного развития нашей страны аналога атомного проекта в новой, более актуальной области (может быть, что-нибудь на пересечении модных нынче сфер нано- и биотехнологий). Спору нет, настоящий мегапроект, соответствующий мировой конъюнктуре НТП и отвечающий нуждам внутреннего рынка, стал бы катализатором создания национальной инновационной системы. Вот только не хватает фигур курчатовского масштаба, способных не только держать нос по ветру, но и довести дело до конца.
Источник: Оганесян, Т. Удары курчатовской трости / Т. Оганесян, Д. Медовников // Эксперт. - 2003. - № 2. - С. 44-46.