Л. Лапин


БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ

       29 сентября 1957 года на заводе 25 произошел взрыв емкости с жидкими радиоактивными отходами. В результате часть территорий Челябинской, Свердловской и Тюменской областей оказалась загрязнена.

ОФИЦИАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

       На первом этапе деятельности ПО "Маяк" одним из основных способов обращения с жидкими отходами радиохимического производства являлось длительное контролируемое хранение отходов в металлических емкостях, установленных в бетонные каньоны. Емкости охлаждались водой для снятия избыточного тепла, образующегося при радиационном саморазогреве отходов.

       Выход из строя средств контроля температуры и уровня жидких радиоактивных отходов (ЖРО) в одной из емкостей привел к потере контроля над процессом храпения и самоупаривания ЖРО. В емкости хранилось 70-80 тонн высокоактивных отходов преимущественно в форме нитратных соединений. В результате радиационного саморазогрева произошло полное испарение воды, осушение осадка солей и их нагрев до 330- 350 градусов по Цельсию.

       В 16 часов 20 минут 29 сентября 1957 года емкость взорвалась. В результате взрыва со-держимое емкости было вовлечено в облако взрыва и рассеяно в атмосфере. Из хранившихся в емкости 20 млн. Ku около 90 процентов активности осело в непосредственной близости от места взрыва в пределах промышленной площадки предприятия. Остальные два миллиона кюри были перенесены ветром на большое расстояние, что привело к загрязнению обширной территории. Образовавшийся след получил впоследствии наименование "Восточно-Уральский радиоактивный след" (ВУРС).

       Исходный радионуклидный состав аварийного выброса в атмосферу характеризовался преимущественным содержанием короткоживущих элементов - церия-144, циркония-95, рутения-106 при доле активности долгоживущего стронция-90 в 2,7 процента, а также их продуктов распада - иттрия-90, ниобия-95, родия-106, празеодима-144. Наличие короткоживущих радионуклидов обусловило достаточно быстрое снижение уровней радиоактивного загрязнения территорий. Они распались по истечении первых пяти лет. Однако большой период полураспада стронция-90 явился причиной длительного существования Восточно-Уральского радиоактивного следа.

       Продолжительность и сроки начального формирования ВУРСа определялись временем прохождения облака над территорией. При средней скорости ветра в приземном слое, равной 5-6 м/сек. (на высоте перемещения облака она достигала 7,5 м/сек.), полное истощение радиоактивности облака завершилось через одиннадцать часов после аварии, а продолжительность выпадений составила от нескольких минут в головной части следа до часа в наиболее удаленной его части.

       Однако непосредственно после осаждения радиоактивного вещества из облака взрыва формирование следа не было закончено. Из-за слабой фиксации выпавшего вещества и других причин эти процессы продолжались в течение первых двух недель. Тогда стояла сухая погода с достаточно сильными ветрами, и это привело к дополнительному загрязнению территории, примыкающей к головной части следа с восточной стороны площадью около 50 кв. км.

       При установлении границ ВУРСа в 1958 году плотность загрязнения ниже 2 Ku/кв. км была принята как безопасная для длительного проживания населения. В этих границах площадь территории следа составляла около 1 тыс. кв. км при длине 105 и ширине 8-9 км.

       Сразу же после аварии была разработана и начала осуществляться программа мер радиационной защиты и ликвидации последствий радиоактивного загрязнения территории. Программа включала экстренные и более поздние плановые мероприятия. Одной из наиболее важных экстренных мер радиационной защиты населения, оказавшегося на загрязненной территории, являлась эвакуация. На основе предварительных оценок дозы облучения было принято решение об эвакуации 1100 человек, проживающих в деревнях Бердениш, Салтыкова и Галикаева, расположенных на расстоянии 12-23 км от источника выброса. Эвакуация была проведена в течение 7-10 суток.

       За период, предшествующий эвакуации, население этих деревень получило среднюю эффективную эквивалентную дозу около 50 бэр. Население других деревень общей численностью 9600 человек было выселено в течение первых полутора лет после аварии. Другие экстренные меры включали в себя дезактивацию загрязненных территорий.

       С 1961 года было начато восстановление использования земель ВУРСа. К настоящему времени, благодаря практическим реабилитационным мероприятиям, разработанным и реализованным специалистами Опытной научно-исследовательской станции ПО "Маяк" (ОНИС), в использование вовлечено 82 процента площади территории ВУРСа. На остальной части территории площадью 180 кв. км, относящейся к головной, наиболее загрязненной части следа, хозяйственное ее использование до сих пор ограничено. Эта территория используется для научных исследований.

ВОСПОМИНАНИЯ ОЧЕВИДЦА

       Юра, Юлдыбаш Махмутович Кадыров, родился в июле сорок девятого в деревне Берденищево, которую до войны называли Кызылташ, что в переводе с башкирского означает "красный камень". Работает на складе водителем электропогрузчика. На людях, особенно перед девчатами, любит пошутить, знает массу анекдотов. Но иногда, когда невзначай застаешь его с погасшей папироской в губах наедине с памятью, поражают черные печальные глаза на смуглом лице, скованном нервным напряжением. Память неизменно возвращает его к трагедии 1957 года...

       Утром восьмилетний Юрка выскочил из избы в огород по незатейливой надобности. За огородом - озеро. Гладь и тишина. Внезапно послышался низкий гул, озеро подернулось рябью. Дунул ветер. Взглянул на небо - чисто. Нет, не было никакой догадки или предчувствия беды. Да и что с пацана взять? Побежал в дом. После завтрака вышли с отцом на крыльцо и опешили: неужели снег выпал? Оказалось, двор усеян птичьим пометом. Но никогда раньше не у кур, ни у гусей он не видел такого белого помета. Однако недоумение не перешагнуло бытовой озабоченности о здоровье живности.

       На следующее утро деревню блокировало воинское подразделение. Солдаты отрыли землянки с обоих концов вытянувшейся вдоль берега озера деревни, установили пропускной пункт. Выход из деревни был запрещен.

       Примерно через неделю объявили сход. Велели вывести домашнюю скотину - коров, телят, овец - в колхозное стадо. За деревней вырыли бульдозером (откуда-то пригнали, потому что в колхозе своего бульдозера не было) широкую траншею с пологим входом и крутым тупиком. С пологого края стали загонять скотину в эту ловушку, и солдаты расстреливали животных из карабинов. Бабы выли, за их юбки прятались дети. Мужики молча наблюдали, опустив плечи. Дольше всех боролся за жизнь племенной бык. Шатаясь, расплескивая из могучего пробитого тела кровь, он повернул от тупика к выходу. Он уже поднимался по отлогому краю на поле, когда сообразительный тракторист въехал на бульдозере в траншею и вмял мятежного быка в теплые трупы коров. Траншею запахали.

       Через месяц-полтора объявили: половину деревни - ту, что ближе к Каслям, - будут выселять, а дома сносить. Вторую половину пообещали не трогать. Ориентиром, ограничивающим приговор, послужил высокий тополь на деревенской улице. Ночью с приговоренной половины стали за тополиную границу перетаскивать родным и знакомым на сохранение утварь, одежду. Уполномоченный от сельсовета велел все вернуть. Помнится, как ворчал отец, что сельсоветчики продают в округе колхозный фураж и хлеб.

       Выпал снег. Встал санный путь. В избу Кадыровых, она стояла па краю деревни, заходили греться солдаты охранения. Ребята добродушные, но выполняющие служебный долг. Как-то отец зажарил гуся, выставил на стол водку в больших бутылях, угощал военных. А вечером, когда основательно стемнело, погрузил в сани скарб (полушубки, перины) и посадил сверху Юру. Поехали к тетке в деревню Пимики. Бездорожьем, через озеро. Добрались часов в пять утра. Отец велел племянникам распрягать лошадь, а сам взял метлу и торопливо замел санный след от деревенской ко-леи до двора.

       Не прошло и часа, как к Пимикам подкатил "ЗиС-5" с солдатами. Повели от крайнего двора обыск: искали чужую лошадь и холодные с мороза вещи. Офицеру помогал уполномоченный из Берденищева.

       Пришли с обыском в дом тетки. "Кто такие?". Тетка: "Это мои дети и брат" (на отца). Офицер хотел уйти, но уполномоченный, взглянув на отца, властно распорядился: "Собирайтесь". Часть вещей, спрятанных поглубже, осталась у тетки, остальной скарб - холодный после перевозки - вновь погрузили в сани, посадили сверху Юру, и отец погнал лошадь обратно. "ЗиС" с солдатами в кузове и офицером в кабине конвоировал следом.

       Про уполномоченного помнится: татарин, здоровый мужик, картавил. В пиджаке постоянно носил пистолет. Ночевал поочередно у комитетчиков, как теперь думается, из-за опаски. Кстати, питались сельсоветские привозными продуктами и имели возможность отлучаться из деревни.

       Так вот, о еде. Птицу оставили во дворах, но есть запретили. Как-то ближе к весне отец - в очередной раз, тайком - зарубил курицу. Отварил картошку. Надо сказать, что многодетный Махмут овдовел незадолго до роковой осени. Ну вот. Приготовил отец обед и вдруг увидел в окно приближающегося уполномоченного. Выхватил из супа курицу, спрятал. Чугунок с бульоном задвинул поглубже в печь. Уполномоченный вошел в сопровождении двух сельсоветчиков, учуял запах супа. Проворно заглянул в печь, выдвинул чугунок, пошарил пальцем в бульоне.

       - Где мясо?

       - Съели, - солгал отец в присутствии голодных ребятишек.

       Уполномоченный велел отцу взять из печи посудину, вывел его на крыльцо и приказал вылить бульон. Только через час принялись в безмолвии за остывшую курицу и картошку, чутко прислушиваясь к уличным звукам... Протянуло свои теплые ладони лето. По ночам ловили рыбу. Иногда, насмелившись, ребятня скопом пересекала запретную линию кордона и веером разбегалась в лес - за грибами и ягодами. Сняли урожай выращенной в гетто картошки, готовили к зиме дрова. Оказалось, зря.

       Выселили первую половину деревни, а через месяц - вдоль берега озера уже похрустывал ледок - подали машины и за оставшейся половиной жителей деревни.

       Разрешили взять вещи. Набился полный кузов "ЗиС-5". Двинулись длинной автоколонной в поселок Татыш. По дороге окрестные знакомые кричали отцу, известному плотнику, чтобы бросал им крестьянский инвентарь: все равно, мол, сожгут. Отец бросал. Взяли было с собой в кузов кошку, но она выпрыгнула обратно во двор. Собака же, Уктарнак, через два дня сама нашла их на новом месте, в Татыше.

       Когда прибыли, колонна остановилась на берегу озера. Из кабин грузовиков выпрыгнули сопровождающие солдаты и офицеры. Военные образовали вдоль колонны на расстоянии двух-трех шагов заградительную цепь. По определившемуся коридору эвакуированных погнали в баню. Одноэтажное здание, с двух торцов двери: мужской вход и женский. В предбаннике заставили снять все - одежду, украшения, амулеты. Повели в моечное отделение. Мужики, что шли впереди, начали пятиться, но на них подталкивали следующих. За последними закрыли дверь. В зале уже мылись девочки и женщины. Стыдливо и растерянно они закрывались шайками. Мужчины с молчаливой суровостью выстроились по периметру бани лицом к стене, увлекая за собой мальчиков. Выход был общий. Сначала вывели женщин, за ними - кое-как ополоснувшихся мужиков. До мытья ли после такого? Была даже попытка избить банщиков. Белье - конечно же, не по росту - выдавали, сверяясь со списком прошедших "санобработку". После бани взрослым раздали документы - паспорт гражданина Союза Советских Социалистических Республик.

       Скитания окончились в 1961 году в Тахталыме, где дали семье Кадыровых дом и кое-какую денежную компенсацию за оставленное во время эвакуации хозяйство и побитую скотину...

       Вот такие воспоминания живут в памяти Юлдыбаша Кадырова о своем детстве. И на этих воспоминаниях воспитываются, наверное, двое его детей. И не только на них. В полуторамесячном возрасте умерла от белокровия в областной больнице его племянница. Средняя сестра погибла в двадцать семь лет от рака матки. Младший брат скончался в областной больнице в шестнадцать лет с диагнозом: белокровие. У старшей сестры - скончалась в сорок восемь лет - сильно болели кости. У племянницы жены первые двое детей умерли от белокровия...

       Страшная история. Откровенно говоря, я не хотел писать о ней, опасаясь показаться конъюнктурщиком. Но не могу забыть выражения Юриного лица. Печаль, безнадежная печаль гражданина державы. А сколько их, этих исковерканных судеб? Помнят ли, знают ли о них те, кто руководит на разных уровнях нашим самым прогрессивным государством, добившимся громадных научных успехов? Нет, я не призываю вернуться к лучине. Развитие цивилизации необратимо. Но цивилизация - это не только сила и мощь, это еще доброта и забота о человеке. Только при этих условиях гражданин может быть счастлив, а держава - избавиться от печали. А пока... завершающий штрих. Нет, не штрих - резкая черта. Лет пять назад двоюродный брат работал на строительстве Южно-Уральской АЭС и видел, как солдаты стройбата пинали, словно футбольные мячи, черепа на месте деревенского кладбища. Там, где была похоронена Юрина мама.

РАЗМЫШЛЕНИЯ ВСЛУХ

       Наверное, трудно кого-то конкретно винить в трагедии пятьдесят седьмого с технической точки зрения. Шли неизведанным путем изучения и одновременного освоения ядерных процессов. А в том, что путь этот пройти было необходимо, никто не сомневается.

       В тот сентябрь пострадали прежде всего и работники ПО "Маяк". По данным КСЗН в нашем городе проживают восемь с половиной тысяч участников ликвидации последствий той страшной аварии. Ветераны, создавшие ядерный щит для Родины, гордятся своим прошлым. Однако гордость эта не всегда бросает свои отблески на руководство страны и города. Руководство же - как из кремлевского далека, так и с праздничной трибуны озерской привокзальной площади - любит при случае послать "низкий поклон" соратникам и продолжателям дела Курчатова. Поклон - это приятно. Но недостаточно.

       Государство, подписывая в Кремле одной рукой указы и постановления о льготах и привилегиях пострадавшим от вредного ядерного производства, второй рукой на уровне местных структур пишет разъяснения к кремлевским документам, и разъяснения эти сводят порой на нет про-явленную заботу.

       Напомню лишь один пример, о котором "КамерТон" писал уже не раз. Участникам ликвидации последствий аварии 1957 года полагается решением правительства раз в году бесплатный курс санаторно-курортного лечения. Или денежная компенсация стоимости путевки. В 1998 году у нас в городе из 3970 участников ликвидации, неработающих пенсионеров, 1034 ликвидатора прошли такой курс в лечебных учреждениях, 2455 человек получили денежную компенсацию. А вот 35 пенсионеров не смогли воспользоваться выделенной путевкой по причине внезапного заболевания или общего недомогания, связанного с ослабленным на производстве здоровьем (вплоть до инвалидности). Этим тридцати пяти ликвидаторам в денежной компенсации Озерский комитет социальной защиты насе-ления отказал, ссылаясь на документы областного казначейства.

       Понятно, что городскому чиновнику трудно оспорить, а тем более отменить, решение областной структуры. Но можно, наверное, на городском уровне помочь 35 пенсионерам? Находятся ведь средства для увековечения лика поэта, никогда не бывавшего в Озерске, или на приглашение эстрадных дельцов со звонкими именами. Хотя я ничего не имею против ни по отношению лично к Александру Сергеевичу, горячо любимому каждым озерским налогоплательщиком, ни по отношению к праздничному отдыху нувориша.

       Разве виноваты ветераны, отдавшие силы и здоровье общему и важному делу, в том, что уже не в силах ехать в санаторий? Разве виноваты они в том, что еще живы, а подорванное здоровье требует денег на лекарства?..

       Очерк о Юлдыбаше Кадырове написан несколько лет назад, но мне трудно забыть его печальный взгляд, словно обращенный внутрь рассказчика с пугающим недоумением: неужели все это пережито? Невозможно забыть и старческие глаза больных ликвидаторов, переполненные горькой обидой: за что? Невольно вспоминается Евгений Урбанский, который устами летчика-фронтовика Астахова из "Чистого неба" в минуту отчаяния воскликнул:

       - Да, я виноват... Виноват в том, что меня сбили. Виноват в том, что полумертвого взяли в плен. Виноват в том, что я бежал, а меня поймали и собаками рвали на мне мясо!.. Виноват в том, что я не подох с голоду, виноват в том, что меня не пристрелили, не сожгли в печи. Виноват. Виноват! Виноват!..

       Наверное, герой Евгения Урбанского вызывает искреннее сочувствие и в нынешних чиновниках, и в участниках трагических событий пятьдесят седьмого. Однако если первые, судя по их высказываниям, считают, будто времена бездушной бюрократии, доходящей до мизантропии, миновали, то последние в этом не убеждены. Мы любим приуроченные к датам благодействия. Может, к наступлению мрачной годовщины руководство ПО "Маяк" и городская администрация восстановят справедливость по отношению к этим тридцати пяти ветеранам?

Источник: Лапин, Л. Без вины виноватые / Л. Лапин // Камертон. - 1999. - 1 октября. - С. 12-13.